– Никита, здесь был кто-то посторонний?
Он уставился на нее с таким честным видом, какой бывает только у детей и лжецов.
– Анжел, ты чего? Кто сюда мог заходить?
– Не знаю. Я тебя об этом спрашиваю!
Голос все-таки сорвался. Она знала, что иногда он становится визгливым, и старалась контролировать себя. Но сейчас все рушилось, Анжела разрывалась на части, не зная, какую течь затыкать тряпками, и в ужасе ощущая, что она безнадежно опоздала. Ее корабль вот-вот пойдет ко дну.
Когда, когда она упустила Никиту? Когда он успел спутаться с этой хорошенькой юной сучкой, с этой спелой блондиночкой с круглыми коленками и розовыми плечами? С этой Асей, будь она проклята, Катунцевой?
Семейным девизом Анжелы было «смотри на меня!» Определилось это в первую же минуту их встречи, когда во второсортном сочинском ресторане она увидела на сцене Никиту, склоняющегося к микрофону. Посреди августовской ночи с Анжелой случился солнечный удар или вспышка прозрения. Она поняла, что хочет жить с этим человеком до конца дней своих, рожать ему детей и кормить его бараньими ребрышками и гороховым супом.
А в следующий миг Никита поднял глаза и улыбнулся белобрысой мымре за ближним столиком. Улыбнулся так, словно в этом зале, битком набитом отдыхающими, не было никого, кроме них двоих.
Встроенный сканер в мозгу Анжелы сработал незамедлительно. В долю секунды она оценила, с кем сидит белобрысая (две некрасивых подруги), как сильно она пьяна (явно не первый коктейль), что хочет от этого вечера (приключений, судя по длине микро-юбки и высоте макро-каблуков). На столе перед белобрысой красовалась вазочка с поникшей розой. Рука с наманикюренными ногтями уже тянулась к ней, и Анжела поняла, что сейчас произойдет. Роза будет брошена певцу, тот непременно после завершения песни подойдет выразить благодарность прекрасной слушательнице, и между ними всё завертится быстрее, чем успеешь дожевать отбивную!
Никогда еще Анжела не соображала так быстро. Ко второму столику неторопливо приближался молоденький официант со стаканом томатного сока. Анжела встала, уверенно пошла ему навстречу, и как только траектории их движения пересеклись, толкнула юношу под руку. Томатный сок выплеснулся на платье белобрысой, та взвизгнула и отпрянула от стола, и тогда Анжела королевским движением вытянула розу из вазы и походкой от бедра, закрепленной двумя годами хождения по подиуму, приблизилась к сцене.
«Смотри на меня!»
Плечи расправлены, на губах победоносная улыбка. Разумеется, теперь певец глядел только на нее. Хотя бы потому, что Анжела предусмотрительно загородила от него белобрысую гадину. Сзади что-то негодующе пищали, приглушенно оправдывался официант, но она не оборачивалась. Взгляд ее был прикован к лицу певца.
И Никита наконец-то ее увидел. По-настоящему.
Роза полетела к его ногам. Анжела высоко подняла руки, и едва стихла последняя нота, пылко зааплодировала:
– Браво! Браво!
Вслед за ней пьяными голосами подхватили в зале:
– Браво! Давай еще!
Никита был польщен. Он забыл про неудачницу, облитую томатным соком. Его вниманием завладела Анжела.
Остальное было делом техники.
Заполучив в свое пользование мужчину мечты, Анжела принялась за дело. Ее честолюбия хватило бы на армию Наполеонов. Кроме того, она не сомневалась, что Никита гениален. Разве могла Анжела Бирюкова выбрать себе в пару посредственность? Никогда.
Оставалось убедить в этом окружающий мир.
Нет лучшего агента, чем влюбленная женщина. Анжела проталкивала Никиту с усердием самки кенгуру, вылизывающей дорожку в шерсти для собственного крошечного новорожденного детеныша, который должен добраться до соска с молоком.
Кенгуренок из Никиты был нежизнеспособный. Будь его воля, он лежал бы там, где родился, и ждал, пока сосок сам доползет до него. Нет, амбиций у него было в избытке. Но вот воли для их воплощения не хватало.
Анжела договаривалась с директорами ресторанов. Нанимала музыкантов. Искала композиторов. И неустанно контролировала мужа: чтобы не напился, приехал вовремя, не вильнул за кулисами в сторону очередной блондинки, улыбался публике и фотографам… Это она придумала образ, который через пять лет станет популярным на всю страну: расстегнутая рубаха, крест на пузе, смачная мужественность плюс романтическая сентиментальность.
И наконец ее титанические усилия принесли плоды. Никиту заметили продюсеры. Вернее, жена одного из продюсеров. Она убедила мужа, что тот имеет дело с уникальным явлением, и с Вороным заключили контракт.
А там нагрянула и слава, о которой столько мечталось.
Вместо того чтобы расслабиться, Анжела ухватила вожжи еще крепче. Но если поначалу ею двигало честолюбие, замешанное на любви, то теперь топливом стал страх. Анжела как-то совершенно упустила в своей борьбе за место Никиты под солнцем, что сама осталась в тени.
Кто она такая? Никто. Жена Никиты Вороного. Сегодня нынешняя, завтра бывшая. Потеряла товарную ценность в виде упругой груди, крепкой попы и гладкой мордочки – и прости-прощай, любимая, твое время истекло.
Анжела по-прежнему очень любила мужа. И по-прежнему не доверяла ему ни на грош. В ее системе ценностей любовь никак не коррелировала с доверием.
Ей было бы легче, если бы перед глазами не стоял убедительный пример. Причем созданный ее собственными руками.
Несколько лет назад Анжела отомстила одному из своих врагов до того просто и красиво, что долгие месяцы потом при одной мысли об этом ловком фокусе пела душа. А всего-то и нужно было, что вовремя представить стареющему ловеласу симпатичную свежую девочку. Ловелас распрощался с актуальной женой быстрее, чем бедняжка успела сказать «любимый».
Однако стрела, выпущенная Анжелой в противницу, оказалась бумерангом.
– …Кто здесь был?
Никита пожал плечами и зевнул.
– Да чего ты расшумелась-то? Никого!
– А почему у тебя телефон?
Анжела сама понимала, что выглядит смешно и нелепо со своими глупыми вопросами. Но остановиться не могла.
– Ты должен был отдать его Кеше!
– Один отдал, другой оставил, – засмеялся Никита.
– Зачем? Кому ты звонил?
Никита окончательно развеселился.
– Ну ты, мать, даешь!
«Мать!» Анжела ненавидела, когда он так называл ее, и Никите было отлично известно об этом. Мигнуть не успеешь, как из статуса подруги жизни перейдешь на уважаемое положение матери его детей. А подругой станет другая.
– Никому я не звонил! – Никита положил руку на грудь и с трогательным видом прикусил нижнюю губу.
Господи, да она сама научила его этому жесту и выражению!
Анжеле стало жутко. Так кучер, управляющий тройкой лошадей, внезапно обнаруживает, что сам давно тащит упряжку, а лошади летят рядом и ржут ему в лицо.