Немного успокоенный Ферлибоб начал одеваться в величественные королевские одеяния.

Директор, хватаясь то за сердце, то за голову, все же решился приказать поднять занавес.

Шум и гам недоумевающего зала из-за того, что спектакль не начинался в назначенное время, затих. Прозвучала увертюра, и Ферлибоб вышел на сцену – и волшебство театрального зрелища началось.

Успех Ферлибоба был неописуемым. Как жаль, что его любимый король не дожил до этих дней и не увидел этот спектакль. Вскоре пришло время появиться и королеве на сцене.

И королева появилась на сцене под звуки торжественной музыки. Он поднял глаза и… Эта пауза была искренней, не актерской. Он был восхищен. Перед ним стояла истинная королева и дивная красавица. Пользуясь тем, что музыка играла слишком громко, Матильда поднесла веер к губам и прошептала:

– Ферлибоб! Ваша костюмерша славная девушка и хохотушка. И о поведении королев ей ничего не ведомо. Я не могла бросить ваш спектакль на произвол судьбы. Так что подсказывайте мне. Постараюсь справиться!

И она справилась великолепно! Первый раз в жизни она испытала головокружительный успех, королевский успех, на сцене. Игра ее была филигранной, точной. Как пригодились и ее наблюдательность, и острый критический взгляд. Она сама наслаждалась игрой. А отшлифованный и хорошо поставленный голос, благодаря только что полученными у Ферлибоба урокам, звучал как нежная флейта. Ферлибоб тоже был потрясен неожиданно проявившемся талантом актрисы в той, что прослыла безнадёжной занудой в родных краях.

– Да она рождена для сцены! – кричал во время антракта директор, стаскивая пышные букеты и корзины цветов от восторженных зрителей в ставшую на этот вечер лишь ее гримерную. А уж как уговаривал он её стать актрисой его труппы. Таких величественных и прекрасных королев ему раньше видеть на сцене не приходилось. Какие комплименты рассыпал он перед нею! Но окончательные ее сомнения рассеял Ферлибоб. Он пообещал лично заниматься и заниматься ее голосом, уроками актерского мастерства, помочь ей овладеть тайнами сцены.

Так что решение было принято. Она стала актрисой. И ни разу не пожалела об этом. Благодаря гастролям, жизнь ее стала походить на сплошное путешествие. И, конечно, Ферлибоб был рядом. Они стали счастливой парой.

И, замечая в чём-то непорядок, Матильда делала замечания, но не как прежде. А мягко, деликатно, как бы желая помочь допустившему оплошность, быстро и незаметно для других исправить её.

Слуги в гостиницах, где ей приходилось останавливаться, просто обожали ее. Актеры, игравшие вместе с нею, радовались, что с ней легко работать, потому что она стала чуткой и тактичной.

Ферлибоб не мог не влюбиться в эту прекрасную женщину, не оценить ее достоинств. Поэтому их с Ферлибобом дом стал вскоре самым счастливым и гостеприимным на свете.

Платье, шляпка и карета

Когда-то это было красивое платье. Кое-где еще поблёскивали уцелевшие блёстки. Но в основном только торчащие нитки напоминали, что раньше они сверкали здесь, образуя дивный узор. Было оно когда-то белым. А теперь – пожелтевшее от времени. Но скроено это платье было отменно.

– Представь себе! Это старинное платье давным-давно хранится в нашей семье, – восхищалась моя подруга, показывая его мне.

Когда моя пра-пра-пра-прабабуля приобрела его, забылось. Но предание таково: это платье было впору каждой из женщин нашего рода. У одной из пра-пра-пра родилась дочь, и уж такая дурнушка на личико, что матушка ее буквально слезами обливалась над доченькой. Хорошо, что они были богаты, а главное – состояли в родстве с одной из фей далёкого горного ущелья.

Поэтому и пошла матушка к этой фее на поклон. И попросила её:

– Помоги моей доченьке! А взамен проси что хочешь!

Фея была хоть и дальнего родства, но все же не чужая. Да и взяла немного, всего-то карету с фамильной геральдикой, украшенную сверкающими камнями, внутри обитую парчой с вытканным гербом. На гербе красовалась крылатая русалка. Вытканная золотыми нитями, она держала в руке чашу, из которой росла маленькая яблонька. Может быть, было на гербе что-нибудь еще изображено, но теперь кто вспомнит.

Отдала женщина свою карету от чистого сердца, с искренней благодарностью. И, взяв прекрасное чудо-платье, завернутое в обыкновенную холстину, откланялась, чтобы идти домой пешком, невзирая на свой титул и богатство. Фее стало даже неловко, и она подарила ей, теперь уже просто так, шляпку, сказав:

– А это умная шляпка! Как только наступит брачный возраст, стоит надеть это платье твоей доченьке, и она станет красавицей. А уж после того, как украсит её голову эта удивительная шляпка, то голова ее, несмотря на юный возраст, затмит по уму седовласых ученых.

– А как же ты без этой шляпки? – спросила простодушная пра-пра.

– А я так давно живу на свете, что стала привыкать обходиться своим умом, – ответила отшельница, довольная тем, что вовремя вспомнила о шляпке. Подумав о том, что, очевидно, матушке невесты она тоже явно пригодится.

С тем и пошла домой обрадованная мать. Шляпка была и вправду хороша! Не весть из чего сотворенные цветы украшали ее. Легкий шелк лент колыхался, подвластный летнему ветерку.

Вечерело. Да и похолодало к ночи. В темноте она совсем потеряла тропинку ведущую домой. И ей стало страшно. Она скорее натянула шляпку до самых глаз. И тотчас же поняла, что заблудилась. И, что того чудеснее, быстро сообразила, как выбраться. Ей стал понятен язык птиц, она различала голоса трав и шепот ветвей деревьев. Она сама была потрясена и восхищена случившимися с нею переменами. Так что ее дорога к фее-отшельнице была нелегкой, но удивительной. Но… ради детей! Словом, главным для счастья дочери она запаслась. Красота и ум! Они были уложены в сундук до тех счастливых дней, когда бутон станет розой.

И эти дни настали, но были омрачены тем, что уж больно неказиста была роза, да еще к тому же по глупости – со скверным и вздорным характером. А тут как раз был объявлен придворный бал.

Роза не роза, а замуж дочку выдавать надо! Достала матушка с трудом добытое платье и шляпку из сундука. Подгладила, подшила, где нужно. И чудо свершилось! Дурнушка вся преобразилась в этом платье. Ее было не узнать. Красавица, да и только. Того же цвета глаза, но яркие. И так всё изменилось к лучшему. И стала доченька – просто красавица. Жалко только, что пока шляпку на нее не надели, такую чушь несла, что даже с детства знавшие ее служанки как несносную глупую болтушку, и те изумились, что глупа она все же на редкость.