– Ты только что сказал, что не хотел никому причинять вреда, – повысил я голос. – И все же Протис погиб на этой проклятой арене! Смею предположить, что твои слуги выпустили тура и в пустыне – а потом львы растерзали того беднягу…
– Я глубоко сожалею о смерти Протиса, – сказал драгоман, и, слушая его, можно было бы даже поверить в искренность его слов. – Я никак не ожидал, что он окажется таким безрассудным и что его голова будет настолько забита сказками о древних греческих героях. – Он немного помолчал. – Что до этого неудачника в пустыне… ему вовсе не нужно было бежать.
Я посмотрел на две монеты, которые так и держал на ладони:
– Это ведь только часть твоих коварных происков.
Аврам ехидно ухмыльнулся:
– Ну так расскажи мне все остальное!
– Оффа мог заплатить за мою смерть, но у него не было причин желать, чтобы посольство Карла не добралось до халифата, – сказал я, и на сей раз мне все же удалось задеть раданита.
– Продолжай, – бросил он, прищурившись.
– Поэтому ты подбросил нить, ведущую к другому подозреваемому. С убийцами, напавшими на меня в Каупанге, расплатились не только мерсийскими монетами, но и византийскими золотыми солидами. В пути ты не раз напоминал мне о том, что греки воюют с халифатом и пойдут на все, чтобы не допустить союза между Ахеном и Багдадом.
Я неплотно сжал кулак и встряхнул монеты – так, что они негромко забрякали одна о другую. Оказалось, что у слона просто изумительный слух. Он хлопнул ушами и быстрым движением протянул хобот к моей руке, однако убрал его, увидев, что я не разжимаю кулак.
– Но здесь, в Багдаде, я выяснил, что греки служат халифу, а арабы ездят в Константинополь покупать книги, а вовсе не норовят при каждом удобном случае проткнуть друг друга кинжалом, как ты уверял меня, – спокойным тоном продолжал я. – Потом я вспомнил праздничную службу, когда увидел папу Адриана во время шествия в базилике Святого Петра. Он показался мне необыкновенно уверенным в себе, высокомерным и безжалостным человеком. И я подумал, что он-то, наверное, не остановится ни перед чем ради защиты своей Церкви.
Драгоман застыл в неподвижности и даже не думал возражать.
– Мне еще пришло в голову, что у Адриана, более чем у кого-либо другого, имеются основания беспокоиться из-за возможного союза Карла и Харуна, христианского короля и повелителя правоверных. Да папа не может и представить себе ничего страшнее! – Я говорил довольно быстро, но очень тщательно подбирал слова. – Номенклатор сказал мне, что в Риме все имеет свою цену. И что все там построено на своекорыстии. Я даже точно запомнил мимоходом брошенные им слова: «Мы, римляне, часто забываем о почтительности к прошлому, если это бывает нам выгодно».
Теперь я полностью завладел вниманием Аврама.
– В Риме выяснилось, что ты хорошо осведомлен о том, что происходит в папском дворце, что ты много знал и об Адриане, и об его приближенных, – добивал я своего бывшего помощника. – Мне тогда еще показалось странным, что я слышу все это от раданита, далекого от христианства. Так вот, я считаю – и уверен, что не ошибаюсь, – что по дороге на север с дарами, которые Харун отправил Карлу, ты проехал через Рим. Папа Адриан посулил тебе большое вознаграждение за то, чтобы союз между Карлом и Харуном не состоялся. Ты поступил к нему на службу.
Драгоман наклонил голову набок:
– Воистину, Зигвульф, у тебя очень живое воображение! Вероятно, теперь ты скажешь, что я виноват и в смерти доверенного мне слона…
Я печально улыбнулся:
– Может быть, и так. Слон умер задолго до того, как ты попал в Рим. Если ты помнишь, я видел сон, в котором ты вытаскивал кости из туши мертвого слона. Согласно толкователю сновидений, это означает, что твое предприятие принесет тебе большую выгоду. Возможно, это оказалось всего лишь неудачным совпадением, но впоследствии именно это заставило меня задуматься о том, чего же ты добиваешься.
Драгоман фальшиво улыбнулся:
– Зигвульф, я никогда не подумал бы, что ты можешь верить в сны. Но как ты объяснишь судьбу остальных даров Харуна – механических часов и всего прочего? Я благополучно доставил все это твоему королю.
– А вот это был по-настоящему умный поступок. Ты лгал, утверждая, что умерший слон был белым, потому что в Багдаде это якобы королевский цвет. Советники Карла пришли в восторг от твоего предложения, что ответному посольству в Багдад стоит захватить с собой дары белого цвета. Ведь ты знал наверняка, что такой поступок оскорбит халифа Харуна.
Тут я заметил, что Аврам переступил с ноги на ногу, и это немного встревожило меня.
– Конечно, Адриан хорошо заплатил мне, – признался он, одарив меня благосклонной спокойной улыбкой. А потом, к моему великому удивлению, протянул руку и дружески похлопал меня по плечу. – Зигвульф, на твоем месте я по возвращении в Ахен не стал бы говорить Карлу или Алкуину о том, что папа намеревался подорвать им сношения с иноземной державой.
– А почему бы и нет? – парировал я. – Может быть, Алкуина это и потрясет, но Карлу, несомненно, хватит мирской мудрости для того, чтобы понять, что для папы Адриана благо Церкви превыше всего на свете.
Раданит бросил на меня взгляд, в котором я уловил сразу и предупреждение, и некоторую долю сочувствия:
– Короли не любят, когда их ставят в глупое положение.
Драгоман был слишком уж уверен в себе. Я снова подумал, что к этому разговору он подготовился заранее и теперь все время переигрывает меня, и осторожно спросил:
– Что ты имеешь в виду?
– Вспомни тот день, когда ты встретился с Карлом и он приказал тебе ехать в Багдад. Помнишь эту встречу?
Я помнил ее до мельчайших подробностей и кивнул:
– Я благополучно вернулся из Каупанга, привез кречетов, белых медведей и собак.
– А что ты вручил самому Карлу? – допытывался Аврам.
Я воочию представил себе малый приемный зал Его Величества и то, как король воспринял рог единорога, который я преподнес ему. Он походил тогда на мальчишку, увидевшего долгожданный подарок.
– Я показал ему рог единорога, который Озрик купил за безумные деньги в Каупанге.
– Ты еще сказал, что Карл решил оставить рог себе, а не отсылать его халифу, – напомнил раданит.
– Совершенно верно. Он был в восторге и собирался показать его своим скептикам-советникам, не верящим в существование единорога.
Аврам громко хохотнул:
– И что же король сделает, если узнает, что его обвели вокруг пальца?
Я вытаращил на него глаза:
– Король известен вспыльчивым нравом…
– В таком случае будет очень неприятно, если он узнает, что его драгоценный единорожий рог – это вовсе не рог, а всего лишь зуб. И более того, зуб большого толстого морского зверя, больше похожего на водяную улитку, чем на грациозного оленя.