– Не очень приятно обитать в комнате, где до тебя покойники жили, – передернулась я.
– Это да, – согласилась Елена. – Но с ними ничего плохого не случилось, просто умерли, не убили их. Постойте, вы вроде детективы пишете? Ага, вспомнила, где лицо ваше видела – на книжной обложке! Точно, вы Смолякова!
– Арина Виолова, – представилась я.
– А-а-а-а, – с очевидным разочарованием протянула служащая. – Если вам про усопших послушать интересно, поговорите с Владимиром. Он в Доме здоровья математику преподает, а в свободное время экскурсоводом подрабатывает, водит людей здесь по территории и в Тамбовске достопримечательности показывает. Он все точно знает. Между прочим, сам книги пишет.
Елена засмеялась.
– Кстати, как раз из-за них ему один мужик морду отрихтовал.
– Странно, вообще-то писатели редко сталкиваются с открытой агрессией, – заметила я.
– А Неумывайкину досталось, – пожала плечами Елена. – Сидел он однажды позади моего домика под грибком с каким-то мужиком. Начала-то их беседы я не слышала, за кофейком отбежала, потом вернулась…
Елена постучала кулаком по стене и пояснила:
– Из фанерки сделано, да и не надо на лето капитального сооружения. В начале октября дверцу до весны запирают. Это я к тому, что слышимость хорошая. В общем, такая история…
Хлебаю я капучино и слышу, как бас говорит:
– Ты, мерзавец, еще жив? Неужели никто поганца за вранье не придушил?
Другой голос, вроде знакомый, отвечает:
– Вы меня с кем-то перепутали.
Первый еще сильнее разозлился:
– Узнал тебя, вора!
И матом собеседника обложил трехэтажным.
Второй спокойненько говорит:
– Если сейчас же не оставите меня в покое, позову охрану.
Бас как заорет:
– Давай, зови! Я все расскажу! Ловко ты в своих книгах брешешь! Ворюга!
И опять нецензурно дальше. Потом треск раздался. Я испугалась, что мужики грибок сломают, он за мной числится, вышла на улицу, обогнула домик и вижу – Неумывайкин наш на песке сидит, из носа кровь бежит. Я к нему кинулась.
– Слышала скандал. Кто вас так? Надо полицию вызвать. Подтвержу, что на вас напали.
Владимир рукой махнул:
– Забудьте, Елена Ивановна. Казус случился, какой-то явно больной человек ко мне пристал, несуразицу нес, потом в лицо ударил и удрал. Я даже внешность его не запомнил. Наверное, кто-то из «дикарей» на наш пляж забрел.
А я возьми да и скажи:
– Вроде тот псих что-то про ваши книги говорил.
Неумывайкин кивнул:
– Бросил фразу, будто я в них что-то наврал. Но у меня научно-популярные повести про путешествия в интересные места, солгать в них невозможно. А главное, зачем мне это?..
Елена засмеялась.
– Вот какие страсти-мордасти из-за книжек случаются. Лежачок дать вам?
– Лучше просто погуляю, – вздохнула я, – народу на пляже не протолкнуться.
– И правильно, – одобрила тетка. – Впустили сегодня шелупонь в приличное место… Завтра нищеброды тут уже не покажутся, тогда и покупаетесь. А сейчас и правда погуляйте, да подальше отсюда.
Я поблагодарила Елену за совет и пошла по пляжу. Невдалеке увидела женщину, которая растерянно оглядывалась вокруг, хотела ее обойти, но незнакомка схватила меня за руку со словами:
– Простите! У меня пропала дочь, Алиса…
– Вы Валентина, – вспомнила я.
– Да, – удивилась тетка. – Мы знакомы?
– Вы уже спрашивали у меня про девочку, – напомнила я. – Она так и не вернулась домой?
– Нет, – прошептала мать.
– Вам надо обратиться в полицию, – посоветовала я.
Валентина приоткрыла рот.
– Ой! Ваша правда, не догадалась сама. Прямо сейчас побегу. Спасибо.
Она развернулась и поспешила к зданию интерната. Я посмотрела ей вслед. Некоторые мамаши странные – подросток не первый день отсутствует дома, а родительница, вместо того чтобы бить во все колокола и обратиться к профессионалам, сама опрашивает людей.
Я дошла до горы и начала подниматься по почти неразличимой тропинке. Минут через пять оказалась на большой поляне, посреди которой громоздились развалины дома. Похоже, некогда это было красивое здание, но сейчас от него осталась лишь часть стен, крыша почти вся обвалилась, вместо окон зияли пустые проемы. Похоже, тут когда-то бушевал пожар.
Слева я увидела ряд кустов с яркими фиолетовыми ягодами, подошла к ним, сорвала одну и стала рассматривать вблизи. Она смахивала на малину, только более крупная и цвет другой, выглядела аппетитной, но пробовать неизвестно что я не рискнула. Отбросив ягоду, я прошла еще немного вперед, оказалась на вершине горы и замерла от восторга: слева тянулось бескрайнее море, справа раскинулся городок, состоящий из светлых домов с разноцветными крышами, – все выглядело нереально красиво, как на картине. Я полюбовалась пейзажем и пошла по узенькой тропинке, которая вилась по верху горы дальше, предположив, что дорожка скоро начнет спускаться. Но та вдруг резко свернула направо, вывела меня на очередную площадку и… оборвалась. Мне стало не по себе. Прямо по курсу виднелся большой серый камень, на котором кто-то нарисовал черной краской крест, а внизу плескалось бескрайнее море. Почему-то в голову вдруг пришла мысль: возможно, ноги принесли меня на то место, откуда несчастная Трындычиха прыгнула вниз… Я попятилась, зацепилась пяткой то ли за корень, то ли за камушек, не удержалась на ногах и плюхнулась.
– Со всеми так получается, – прошептал сзади дребезжащий голос.
Меня охватил ужас, я вскочила и обернулась с криком:
– Кто здесь?
– Ох, прости, милая, – закудахтала маленькая старушка с корзинкой в одной руке и большим пластиковым пакетом в другой, – совсем не хотела напугать тебя. Не подумавши сказала, не сообразила, что ты от страха посинеешь. Ты же не из местных, да? Наши-то сюда никогда не ходят.
Я, переведя дух, ки: нула.
– Приехала из Москвы.
– Так я и подумала, – произнесла бабуля. И протянула мне корзинку: – Угощайся.
– Они съедобные? – на всякий случай уточнила я, взяв несколько фиолетовых ягод. – У нас такие не растут.
– Небось в столице-то, на асфальте, ничего хорошего не собрать, – улыбнулась бабуля. – Это мушманка.
– Никогда про нее не слышала, – удивилась я. Положила пару «малинок» в рот и не удержалась от восклицания: – Сладкая!
– Чисто мед! – чмокнула губами бабушка. – Но вот что интересно, только здесь и растет, на Ларкиной горке. Я из нее варенье мастерю. Ароматное получается! Зимой вскрою баночку, такой дух по кухне идет, словно лето настало. Никто из наших мушманку не берет, вся моя. И сушу ее, и морожу.