А до той поры в каждом из двух независимых миров России, крестьянском и «барском», существовали свои «гражданские общества». Крестьянский мир, крестьянское самоуправление никогда не умирало, оно то съеживалось до размера села и деревни, то вырастало до почти государственного масштаба, как это было во времена восстаний Разина, Булавина и Пугачева, когда вводились «показаченье», земские избы и прочие формы мирского самоуправления, представлявшиеся восставшему народу справедливой формой государственного устроения.
Академическое издание так рассказывает о попытках пугачевских повстанцев восстановить земское самоуправление на территориях, освобожденных от оккупации прозападным имперским правительством: «В ряде мест, освобожденных от царской администрации, вводилось мирское самоуправление. Оно сосредоточивалось в волостях в земских избах, в руках выборных крестьянских органов. На заводах также действовали земские избы. За деятельностью изб наблюдали атаманы и есаулы. Формы мирского самоуправления были давно известны русскому народу, но они были задавлены царизмом. В ходе Крестьянской войны был сделан опыт их обновления. В то же время Пугачев, выступавший под именем императора Петра III, копировал монархический аппарат с номенклатурой его учреждений, придворными и военными чинами, бюрократической системой делопроизводства. Это указывает на слабость политической мысли казачества и крестьянства, не представлявших себе тогда государственного строя России вне монархических форм. Вводимые Пугачевым административные органы – причудливая смесь представлений, заимствованных из практики самодержавного режима и органов самоуправления с участием народных масс». [236]
С другой стороны, дворянская элита, несмотря на то, что она имела приводные ремни и рычаги воздействия на верховную власть, использовала их не на благо всего общества или государства, а для обогащения, упрочения своего положения и консервации существующего порядка.
Одной из уникальных возможностей изменить существующее разделение народа и элиты был созыв Уложенной комиссии 1767 года, когда императрица Екатерина II попыталась собрать всенародное представительство от всех сословий (за исключением крепостных крестьян, исключенных из числа подданных освобождением от присяги правящей императорской фамилии). Из 572 человек 45 % были дворяне. Разумеется, не то что вопрос об отмене крепостного права, но даже робкие попытки облегчить участь крепостных крестьян встретили с их стороны ожесточенное сопротивление. Не лучше себя проявили и депутаты-горожане, мещане и купечество: они добивались права… покупать крепостных. Похоронной эпитафией распущенной в конце 1768 года комиссии прозвучали слова стихотворца Сумарокова (столбового дворянина, выпускника привилегированного Шляхетского корпуса и сочинителя льстивых од императрице Анне Иоанновне, одной из самых одиозных правительниц России XVIII века): «Сделать крепостных людей вольными нельзя, скудные люди [237] ни повара, ни лакея иметь не будут, и будут ласкать слуг своих, пропуская им многие бездельства, вотчины превратятся в опаснейшие жилища, ибо они [помещики] будут зависеть от крестьян, а не крестьяне от них».
Стоит ли удивляться, что пять лет спустя началось восстание Е. Пугачева, в ходе которого были жестоко убиты почти 2000 дворян – включая женщин и детей. Ответный террор не заставил себя долго ждать – после подавления пугачевского восстания тысячи трупов казненных повстанцев плыли по Волге и ее притокам. Статус-кво, при котором человек оставался товаром и вещью, а общество разделено непроходимой стеной, сохранился еще на сто лет.
Особо стоит отметить те программы декабристских обществ, которые в целом предполагали при отмене крепостного права либо лишение крестьян земли, либо выделение им недостаточного для поддержания существования земельного надела. Таким образом, крестьянин выдавливался с земли, превращался в пролетария, которому нечего было терять и у которого не оставалось иного пути, кроме батрачества, фабрики и завода. По существу, эти программы декабристов в их аграрной части можно сравнить с «политикой огораживания» – известным процессом, осуществляемым в Англии (и в других европейских странах, откуда декабристы и почерпнули основные положения этой программы) на протяжении XV–XIX вв. Себе же дворянские революционеры, планирующие сменить абсолютную монархию на конституционную или даже на аристократическую республику, отводили роль главных бенефициаров, получавших в качестве приза основное средство производства того времени – землю и ее ресурсы.
История не имеет сослагательного наклонения, и трудно сказать, к каким результатам привела бы реализация этих программ декабристов. При том, что они вели к усугублению противоречий между народом и элитой, конкретная ситуация во многом зависела бы от субъективных факторов, в том числе и от пресловутого фактора личности в истории, от международной ситуации, от реакции национальных элит окраин Российской империи и пр., и пр. Интервенция западных стран и Турции, потеря Крыма, Финляндии, Прибалтики, Дальнего Востока – вполне вероятный сценарий, как и крестьянское восстание внутри страны намного более жестокое и масштабное, чем восстание Пугачева. Плачевный результат для российской государственности, в этом случае, был бы неизбежен, тем более что и сами декабристы планировали раздел страны на 14 «республик». По сути, это был бы 1991 год, только на 160 лет раньше.
* * *
В XVIII–XIX вв. отсутствие гражданского общества в России, раскол русского социума на два параллельных мира привели к ослаблению страны, что проявилось в падении ее внешнеполитического значения, к научному и промышленному отставанию и, наконец, вылилось в поражение в Крымской войне (1853–1856), которое, как считают, стало немаловажным толчком к отмене крепостного права в 1861 г.
Сделав обзор социальной жизни Российской империи XVIII – первой половины XIX вв., можно с сожалением констатировать, что в этот исторический период в нашей стране не было условий для существования гражданского общества. Масонские, научные, религиозные и прочие организации, появившиеся в России в послепетровскую эпоху, состояли, преимущественно, из представителей господствующего класса поместного дворянства и представляли интересы той или иной части элиты, но не народа в целом. Значительная часть народа – крепостные крестьяне – были вовсе исключены из числа граждан и даже подданных, другие – «свободные» землепашцы – жили в своем «крестьянском мире», параллельном миру элиты и никогда с ним не пересекавшемся.
По существу, в имперской России раскол на народ и элиту привел к появлению двух параллельных миров, двух обществ, двух культур. А как известно из одной старой и мудрой книги, «Царство, разделившееся в себе, не устоит» (Мтф., 12–25).
Политика Романовых, заботившихся об укреплении своей династии, привела к противоположному результату. Стремясь опереться на поместное дворянство, превратив его в привилегированный класс, всероссийские самодержцы породили силу, которая стала угрожать самому самодержавию, примером чему служат дворцовые перевороты XVIII века. А. С. Пушкин (правда, со ссылкой на г-жу де Сталь) охарактеризовал эту политическую систему так: «Власть в России есть абсолютная монархия ограниченная удавкой». [238] Не удовлетворяясь возможностью менять самодержцев, ударный отряд дворян – декабристы – попытался и вовсе заменить абсолютистскую монархию на конституционную или даже на «республиканско»-олигархический образ правления.