Тех, кто говорит о проблемах русских, лоббисты «мультикультурализма» очень любят обвинять в «провоцировании развала страны». На примере языкового вопроса очень хорошо видно, что происходит, если не говорить о проблемах русских. Скрепы единой российской государственности начинают рассыхаться и трещать.
В стране есть один государственный язык – русский. И только этот язык может быть обязателен к изучению. Введение других обязательных языков и начало фактически дискриминационной языковой политики в некоторых регионах – это клин под самые основы федерации.
Россия – не договорной «союз республик», а единое государство, передавшее часть своих полномочий местному управлению в интересах защиты культуры и самобытности населяющих Россию народов. Но защиты, а не нападения. Создание впечатления, что на территории нашей страны существуют некие «суверенные государства», в которых русские являются «чужаками», – это вступление на тот самый путь, который стоил жизни большой нашей стране 24 года назад, – и эта рана кровоточит до сих пор.
Невозможно себе представить, чтобы русский народ подавлял другие, заставлял их отказываться от своего языка, чтобы наше государство принуждало кого-то к русификации. А вот обратное, увы, сегодня происходит во многих постсоветских странах, и очень не хотелось бы, чтобы эта практика перешла на территорию Российской Федерации.
Иногда слышится такое возражение: «Что плохого, если ребенок выучит еще один язык? Чем больше языков, тем лучше. Ребенок узнает обычаи и культуру других народов и будет их лучше понимать и уважать». Это довольно лукавый аргумент – выучить чужой язык не так уж и просто, особенно когда над тобой нависает угроза испортить аттестат. Но никогда и нигде чужой язык не учится за счет родного.
Да и насильно навязывать русским школьникам западную модель мультикультурности – глупо. У русского народа есть собственная модель толерантности, и она состоит в том, что мы не стремимся отличать чужое от своего. Папаха, бурка – это кавказская одежда или казачья? Плов – это русское блюдо или узбекское?
Русский народ принимает охотно элементы культуры других народов, а потом сам, опираясь на это родство элементов, начинает смотреть на другие народы как на своих. «Смотри-ка, и тут плов едят, прям как русские», – скажет он.
Современные практики мультикультурализма, разработанные для чрезвычайно расистски устроенного западного человека, навязывают ему приятие другого именно в качестве «другого». У нас этот мультикультурализм вызывает только чувство отчуждения. Я помню, каким потрясением было для многих в России, когда несколько лет назад они обнаружили, что лезгинка – это не наш добрый казачий танец, а «чужой» кавказский, причем могущий использоваться как средство психологической агрессии.
Сейчас вопрос о нацязыках формирует такую же зону отчуждения между русскими в Татарии и Башкирии и их сверстниками, принадлежащими к «титульным народам». Русскую молодежь вынуждают осознавать принадлежащее этим нациям как чужое, мало того – причиняющее неудобства. Этнический конфликт провоцируется на пустом месте без всякой выгоды для сохранения национальных культур.
События на Украине наглядно показали, как русские реагируют на языковое принуждение, даже если до того момента не имели ничего против других языков и их носителей. Нам нужно формирование такого же отношения к языкам Поволжья? Конечно, нет.
Подобные лингвистические эксперименты были бы понятны, если бы чиновники из нацреспублик не планировали дальнейшего государственного и политического сосуществования с русскими. Но я бы не торопился. Пока что Россия на наших глазах только расширяется.
19 мая 2015
Состоявшийся 15 июня в Донецке стихийный митинг протеста против артобстрелов выводит ситуацию в Донбассе к новым политическим реалиям. У пресловутого «минского процесса» появился новый субъект – к лукавым европейцам, киевскому режиму, Москве и постоянно путающимся в показаниях официальным представителям ДНР и ЛНР прибавились еще и простые граждане Донбасса, которые требуют, чтобы их голос был услышан.
Как ни странно, народ в ходе этого конфликта высказывался не так уж и часто. Весьма интенсивным было участие простых людей в восстании в ходе Русской Весны 2014 года. Тогда именно люди на площадях были тем фактором, который помог новым республикам пережить первые самые рискованные дни, когда они были абсолютно безоружны. Активным было их участие в референдуме 11 мая 2014 года.
Однако после этого народ превратился в величину скорее страдательную, что было связано с выбранной Киевом тактикой подавления восстания – артобстрелы жилых кварталов, массовое убийство женщин и детей. Ополченцы сражались, а простые люди либо разбегались, либо мужественно выживали под артобстрелами. Этой зимой в Донецке все выходили на улицу, только хорошо одевшись, а женщины еще и накрасившись, чтобы прилично выглядеть в морге.
Хаос, террористические атаки ВСУ, отсутствие денег и порядка – всё это пригибало людей, и политики о них практически забыли.
Минские договоренности составили так, как если бы никаких граждан в Донбассе не существовало, как будто они не голосовали на референдумах, не выбирали своих лидеров, не имеют своего мнения о происходящем и не высказывают его. Граждане Донбасса выступают в дипломатической реальности, простите уж, как некий скот, который можно перегнать из загона в загон, сменить клейма и т. д. – в зависимости от интересов больших держав и глобальной политики.
Между тем, своя позиция у жителей Донецка есть.
«Взбунтовались» жители района Октябрьский, который постоянно подвергается артиллерийским ударам ВСУ. Они перекрыли улицу и потребовали лидера республики Александра Захарченко, которому пришлось серьезно объясняться.
Российские либеральные СМИ, держащие в Донецке корреспондентов в основном для генерации сплетен и антироссийского вранья, немедленно запустили фейк, что жители «собрались на антивоенный митинг и требовали прекратить стрельбу по украинским позициям из их района». Это откровенная ложь. Реакция на эту ложь, опровергнутую немедленно десятками очевидцев, была весьма жесткой. Уже на следующий день корреспондент «Новой газеты» Павел Каныгин принудительно покинул территорию ДНР. Журналистика журналистикой, но терпеть на своей территории военных пропагандистов противника, право же, никто не обязан.
Что район используется для контрбатарейной борьбы против артиллерии ВСУ, уничтожающей Горловку, действительно некоторым не нравилось. Но им разъяснили, что защищать Горловку иначе просто невозможно.
А вот никаких «антивоенных» настроений не было и в помине. Главный вопрос, который задавали дончане, – почему не ведется наступление? Почему уже год украинскую артиллерию не отодвинут хотя бы от основных городов Донбасса? Почему вместо этого бесконечная говорильня, на фоне которой продолжаются артобстрелы, в которых гибнут дети?
Захарченко умеет разговаривать с людьми и имеет очень высокую репутацию. Если бы не он, события в республике давно бы пошли в разнос. Но даже его ответы звучат не слишком убедительно: «Наступать не можем, пока не обучена набранная в феврале армия ДНР. Всех, кто в зоне обстрелов, – переселим. Но ни в какую Украину мы не вернемся – между нами кровь».