Ночью Таня проснулась и поняла, что лежит на диване не одна, что Камора спит рядом, укрывшись пледом. Это означало, что она не слышала, как он пришел, как укладывался возле нее, как дышал… Она не чувствовала его, как прежде.
Таня поднялась, перелезла через Сергея и, уверенно двигаясь по комнате в полной темноте, вышла в коридор, зажгла свет и направилась на кухню. Взглянула на часы – было половина первого ночи. Шевкия уже улетела. Значит, за стеной, в опустевшей, осиротевшей квартире, оставался лишь один Хитов. Что он сейчас делал? Спал, уткнувшись в мокрую от слез подушку, убирался? Пил в одиночестве?
Таня набросила на плечи халат и вышла из квартиры. Постучалась в соседнюю дверь. Прошло минуты две, пока она не услышала шаги. Затем Хитов спросил: «Кто там?»
– Это я, Таня.
Он открыл. Тоже в халате, бледный, с красными глазами, смертельно уставший и несчастный, он, увидев Таню, схватил ее за руку, втянул в квартиру и бросился к ней, разрыдался у нее на груди, как ребенок, долгое время ожидавший мать и наконец получивший возможность выплакаться. Она, поддавшись его чувствам, тоже расплакалась у него на плече. Но если он плакал из-за Нади, из-за невозможности вернуть ее, то Таня плакала от жалости к нему, к человеку, так глубоко переживавшему смерть любимой девушки, которая (и он не мог знать этого!) была любовницей другого мужчины, жениха соседки. Какая пошлость!
– Пойдемте выпьем, пожалуйста… Как хорошо, что вы пришли, я тут совсем один, ее мать улетела так быстро, сказала, что у нее дела в Москве… Но я не имею права ее судить, она знает, что делает… Проходите… Извините, что я как ребенок бросился к вам… Пойдемте… А… этот… ваш муж, он знает, что вы здесь?
– Он спит, – ответила она, отмечая про себя, что Хитов не в пример своей невесте думает и о том, как бы этот поздний визит не навредил кому. – Вы не переживайте, все нормально. Ситуация нестандартная, согласитесь, думаю, он все поймет… Знаете, зачем я к вам пришла?
– Нет… – Он стал приходить в себя. – Что-нибудь случилось?
– Да, случилось. Можно я побуду здесь у вас, пока все не утрясется?
– В каком смысле? – Хитов смотрел на нее удивленным взглядом. – Таня, что случилось?
– Я не хочу выходить замуж и боюсь сказать об этом своему жениху.
– Но почему?! Ой, извините, я спросил это, хотя не имею права… Пожалуйста, живите, мне так даже лучше будет. Шевкия оставила мне целый список дел, которые я должен сделать. Кое-что отремонтировать, заплатить за квартиру за полгода вперед, нанять какую-нибудь женщину, чтобы она привела в порядок квартиру, все перемыла, окна там, плиту, ванну, выстирала шторы…
– Почему вы согласились? Ведь это ее дело, Шевкии?
– Я все равно здесь, в городе, мне надо знать, кто убил Надю… Мне нетрудно все сделать, я и квартирантов найду… А вы живите, пока я тут, пока никого нет…
Он посмотрел на нее долгим взглядом, и она поняла, о чем он думает. Когда человеку плохо, самый лучший способ отвлечь его от собственного горя – обратить его внимание на чужую беду. Хитов смотрел на нее с благодарностью, и Таня растрогалась.
– Я могу постелить вам в любой комнате, где только захотите.
Она спросила себя, интересно, в какой комнате занимались любовью Камора с Надей? Наверно, в спальне, на широкой кровати Шевкии, где могло поместиться шесть человек, если не все восемь.
И тут же другая мысль обожгла ее – ведь она просила помощи и защиты у человека, которому они с Мишей вынесли приговор, которого решили подставить, взвалив ответственность за убийство Газановой на него. Теперь все вспомнят, что на острове в день убийства видели человека с родинкой над верхней губой.
– Послушайте, Хитов, а как вы бы себя повели, если бы узнали, что ваша невеста, с которой вы уже живете в одной квартире, спите вместе, едите… Словом, вы меня поняли… Так вот, как бы вы себя повели, если бы узнали, что она изменяет вам с вашим соседом? Что бегает к нему ночью, пока вы спите… Причем живете вы с ней в вашей квартире…
– Выгнал бы ее, – пожал плечами Хитов с видом человека, который не понимает, как можно задавать подобный вопрос, ответ на который очевиден. – Вместе с вещами… прямо на лестницу…
– А с соседом что сделали бы?
– Ничего. Он-то здесь при чем, если она сама к нему бегает. Ненавижу таких женщин… А почему вы об этом спрашиваете?
– Мой жених, Сергей, живет у меня, а сам бегает к соседке… ночью… Думает, что я ничего не вижу и не слышу… Мне кажется, что у меня скоро кончатся силы, что я умру… Разве так можно?
– И как долго это продолжается?
– Почти месяц, – не моргнув глазом ответила Татьяна. – У нас свадьба на носу… Он возвращается от нее под утро, от него пахнет этой женщиной…
– И вы еще раздумываете, как поступить? Я могу помочь вам в случае, если понадобится физическая сила… Ну, если он вздумает распускать руки…
Он окончательно пришел в себя, этот москвич, этот близорукий жених погибшей художницы-неудачницы, вот только не понял, что Камора бегал к его невесте… И еще – он не чувствует приближающейся опасности.
Таня поблагодарила его кивком головы и решительно направилась к двери. Она вошла в свою квартиру и сразу поняла, что Камора не спит. В кухне горел свет, пахло табаком.
Таня, даже не заглядывая в кухню, распахнула дверь в спальню, зажгла лампу и принялась вытряхивать вещи Каморы из шкафа. Много вещей, большая часть которых была куплена ею, Татьяной. Ей так хотелось, чтобы у ее будущего мужа были красивая одежда, обувь… Но он все равно продолжал носить отвратительные желтые и пестрые, попугаечной расцветки, галстуки…
– Э-эй! Полегче на поворотах! – Камора уже стоял в дверях. В смешных клетчатых трусах и белых спортивных носках. В зубах его была зажата сигарета. – Ты чего это, взбесилась?
– Быстро собрал все это барахло и вон отсюда! – сквозь зубы процедила Татьяна и, со злостью выдернув сигарету, швырнула ее на ковер и растоптала. – Быстро, ты понял? Если ты этого не сделаешь, я позову Хитова, и он тебе поможет…
– Ты, дура, ему все рассказала?
Таня развернулась и со всего размаху ударила его кулаком по лицу, не глядя. Затем наотмашь ладонью по носу. Камора стоял, пораженный тем, что происходит, и, казалось, не чувствовал ни боли, ни того, что с подбородка уже капает кровь…
– Считаю до трех!..
…Было уже восемь утра, а она все сидела в кухне за столом и спрашивала себя, почему не поступила так раньше. Спрашивала, но не находила ответа. Затем встала, включила электрический чайник и приготовила себе бутерброд с маслом и колбасой. Это был самый вкусный бутерброд в ее жизни!
На улице стояла невыносимая июльская жара, в машине было душно, но, когда Крымов включил кондиционер и салон стал наполняться прохладным воздухом, обе женщины, Бескровная и Земцова, запротестовали.