Окна гостиной выходили на вымощенную камнем террасу. Хью увидел там огонек сигареты и вышел наружу. Терраса подступала к кромке сада позади дома, обесцвеченного багряным закатом, а в восточном крыле свет горел лишь в нескольких створчатых окнах. На эти окна смотрел, облокотившись на каменную балюстраду, Морли Стэндиш. Заслышав шаги, он обернулся.
– Кто… О, здравствуйте, – сказал он и вернулся к своему занятию.
– Что у вас тут произошло? – спросил Хью, зажигая сигарету. – Ваша сестра и я были у Морганов. Они нашли…
– Я тоже хотел бы это знать, – сказал Морли. – Но они чертовски скрытные. Никому нет до меня дела. Мать говорит, что мне не стоит видеть Бетти… Мисс Деппинг, она приехала. Я не знаю, чем они заняты. Они пригласили в библиотеку каждого слугу в доме. Кто знает, что там творится?
Он отбросил сигарету и перегнулся через балюстраду.
– Прекрасный вечер, – безразлично сказал Морли. – А где вы были в ночь убийства?
– Я?
– Они у всех это спрашивают – формальность. Начиная со слуг, чтобы вызывать меньше подозрений. Где мы могли быть? Куда тут идти после заката? Мы все были в своих постелях. Если бы я только мог объяснить, что произошло с этими ботинками…
– Вы спрашивали о них?
– Я спросил Кеннингса – слугу, о котором я рассказывал. Он не знает. Помнит только, что не так давно убрал их в кладовку. Кто угодно мог взять их. Но сейчас их в кладовке нет, так что… Эй!
Хью проследил за его взглядом. В западном крыле зажглось еще одно окно.
– Интересно, – Морли потер ладонью лоб, – кто это сейчас зашел в дубовую комнату?
– Дубовую комнату?
– Комнату с полтергейстом, – мрачно пояснил Морли и добавил после паузы, во время которой он смотрел на свет в окне: – Мне одному пришла в голову идиотская мысль, что мы должны пойти и посмотреть?
Они переглянулись. Хью почувствовал, что Морли напряжен, будто готов взорваться, но сдерживается. Он кивнул. Они покинули террасу, едва не срываясь на бег. Когда Морли заговорил снова, они уже спускались по главной лестнице.
– Видите вот этого парня? – спросил он, указав на один из портретов. На картине был изображен грузный мужчина в отделанном кружевами камзоле и пышном парике, с толстыми пальцами, воздетыми в уклончивом жесте, и бегающими глазками. – Это один из олдерменов Бристоля, который, говорят, участвовал в восстании 1685 года. На самом деле он ничего такого не делал – кишка была тонка, полагаю, – но, по слухам, поддерживал Монмута. Когда судья Джеффрис прибыл для суда над бунтовщиками, всё имущество подозреваемого конфисковали. Джеффрис гостил здесь у сквайра Редлендса, которому в то время принадлежала «Ферма». Этот человек, олдермен Уайд, прибыл сюда, чтобы обжаловать решение суда. Джеффрис пришел в ярость и наговорил ему всякого. После этого Уайд покончил жизнь самоубийством в дубовой комнате – перерезал себе горло. С тех пор…
Они шли по боковому коридору, узкому и плохо освещенному. Морли все время оборачивался, будто опасался, что за ними кто-то следует. Дом казался покинутым. Морли остановился у двери в конце коридора. Подождав несколько секунд, он расправил плечи и постучал.
Ответа не последовало. Доновану стало не по себе – из-под двери явно выбивался свет. Морли постучал снова.
– Ладно! – наконец сказал он и толкнул дверь.
За дверью располагалась просторная комната, производившая гнетущее впечатление из-за дубовой облицовки стен. Единственным источником света в ней была лампа с абажуром из матового стекла, которая стояла на столике у кровати с балдахином, не убранной и не накрытой покрывалом. На стене напротив них находилась деревянная каминная полка, по обе стороны от которой располагались узкие, точно бойницы, окна с мозаичными витражами. В стене справа от Хью была еще одна дверь. Комната оказалась пуста.
Шаги Морли по деревянному полу отдавались гулким эхом.
– Эй! – крикнул он, подходя ко второй двери, которая была закрыта, но не заперта.
Морли распахнул ее и уставился в темноту.
– Это кладовка, – сказал он. – Она…
Он резко обернулся. Хью последовал его примеру. От камина донесся треск. Часть стены между камином и окном, размером примерно с дверь, открылась, в темноте мелькнул огонек. В проеме возник епископ Мэпплхэмский со свечой в руке.
Хью изо всех сил постарался не рассмеяться.
– Послушайте, сэр! – с деланным возмущением сказал он. – Не стоило вам этого делать. Монопольное право на подобное появление принадлежит исключительно таинственным злодеям. Когда же вы появляетесь таким образом…
Лицо его отца в отблесках пламени свечи казалось усталым. Он повернулся к Морли.
– Почему никто не сообщил мне об этом проходе? – спросил епископ.
Морли молчал лишь секунду.
– Об этом? Я думал, вы о нем знаете. Это не тайный ход какой-нибудь. Если вы приглядитесь, то заметите петли. И отверстие, чтобы открыть дверь. Он ведет…
– Я знаю, куда он ведет, – прервал его епископ. – Вниз, к потайной двери в саду. Я исследовал этот ход. Ни та, ни эта дверь не заперта. Вы понимаете, что посторонний мог проникнуть в дом незамеченным в любое время?
Морли кивнул. Судя по выражению его лица, он понял, о чем подумал епископ.
– С тем же успехом посторонний мог бы войти через парадный вход, – тем не менее возразил он. – Мы никогда не запираем двери.
Епископ поставил свечу на каминную полку и принялся отряхивать плащ от пыли. Его лицо казалось осунувшимся, мрачным, будто он был очень зол или долго не спал.
– Однако, – сказал епископ, – недавно здесь кто-то проходил. В пыли остались следы. А вот кладовка, из которой взяли ваши ботинки.
Наклонив корпус вперед, он тяжелой поступью подошел к кровати. Хью увидел, что взгляд епископа направлен на красные пятна на стене и на полу. На мгновение юноше пригрезился джентльмен семнадцатого века в парике, перерезающий себе горло, но потом он с сожалением вспомнил о чернилах.
Именно здесь бушевал полтергейст.
Эта история казалась одновременно загадочной, нелепой и пугающей.
– Поскольку облеченные официальной властью господа́, – горько продолжил епископ, – то есть доктор Фелл с его обширными познаниями в истории криминалистики и блестящий детектив инспектор Мерч, не посчитали нужным привлечь меня к этому делу, – что ж, я предпринял собственное расследование… Скажите мне: обычно этой комнатой не пользуются, так?
– Никогда, – подтвердил Морли. – Здесь сыро и нет отопления. Ам… а почему вы спрашиваете, сэр?
– В таком случае, как оказалось, что мистер Примли остался здесь в ночь, когда… в ночь, когда кому-то захотелось продемонстрировать свое примитивное чувство юмора?
Морли уставился на него.