– Не обращайте внимания и не отвлекайтесь от темы. Послушайте, – он нахмурился, – не стану скрывать, мне самому не нравится заключать с вами сделку. Это доктор Фелл предложил, а уговор есть уговор, да и перед Скотланд-Ярдом он отвечает. Учтите, сделка должна быть взаимовыгодной, и она состоится, только если вы убедите нас, что это не вы застрелили мистера Деппинга. Во-первых, мы хотим знать…
– Ерунда, инспектор! – беззлобно прервал его доктор Фелл. Он кивнул Спинелли, будто приглашая того говорить обо всем, что ему угодно. Затем доктор Фелл сложил руки на животе и чуть ли не с отеческой заботой обратился к американцу: – Вы совершенно правы, мистер Спинелли. Я имею в виду эти картины. Тем не менее на столе рядом с вами вы обнаружите произведение искусства, представляющее для нас намного больший интерес. Это карта, нарисованная акварелью. Что вы о ней думаете?
Спинелли опустил глаза. Он увидел карту с восемью мечами, и его оцепенение как рукой сняло.
– Черт побери! Таро, да? Где вы ее взяли?
– Узнаёте? Хорошо! Я и не надеялся. Я хотел спросить, занимались ли вы либо Деппинг тогда, когда вы его знали, псевдооккультизмом подобного рода. Полагаю, что он – да. Я видел на его полках книги по этой теме – Вирт, Эли Стар, Барлет, Папюс. Но никто не слышал о том, что он подобным увлекался, если… кхм… если он и правда увлекался.
– Питал к этому слабость, – не стал скрывать Спинелли. – Ко всему, что имеет отношение к загадочнейшим способам предсказания судьбы. Ему просто не нравилось признавать это. Вообще, все это делало его суеверным. И любимым его способом предсказания было гадание на картах Таро.
Инспектор Мерч потянулся к столу и взял свой блокнот.
– Таро? – переспросил он. – Что еще за Таро?
– Чтобы ответить на этот вопрос, друг мой, со всей полнотой, – покосившись на карту, провозгласил доктор Фелл, – мне придется посвятить вас в тайны теософии, и даже после этого объяснение останется непостижимым для примитивного разума – включая мой собственный. Вы можете составить себе представление об их скромном предназначении исходя из того, что о них говорят. Карты Таро позволяют проникнуть в мир идей и принципов и постичь законы эволюции феноменов. Это зеркало Вселенной, символически воплощающее тройственную теогоническую, андрогоническую и космогоническую теорию древних магов, двойственность постепенного воплощения или развития Божественного Разума и постепенного же разбожествления материи, что является основой теософских…
– Простите, сэр, – тяжело вздохнул Мерч, – но я не могу все это записать. Если бы вы выражались хоть немного понятнее…
– К сожалению, это невозможно, – сказал доктор. – Будь я проклят, если сам знаю, что это значит. Я процитировал вам объяснение просто потому, что мне нравится, как оно звучит. Хм. По мнению некоторых, Таро это, in summo gradu [17], ключ к механизму Вселенной… По сути, это колода из семидесяти восьми карт со странными и пугающими изображениями. Они используются не как обычные игральные карты, но только, как выразился мистер Спинелли, в качестве загадочнейшего способа предсказания судьбы.
Мерч явно испытал облегчение.
– А-а, – заинтересованно протянул он. – Гадание на картах? Да, знаю, сам таким занимался. Кузина моей жены часто нам гадает. И на чайных листьях тоже. И поверьте, сэр, – добавил он, понизив голос, – каждый раз в точку попадает.
Инспектор виновато замолчал.
– Не извиняйтесь. – На лице доктора Фелла появилось то же виноватое выражение. – Я и сам, как сказал мистер Спинелли, питаю слабость к таким вещам. Никогда не мог пройти мимо гадателя по руке или гадалки с волшебным шаром. Хмммф. Ничего не могу поделать, – вздохнул он. – Хотя я в это и не верю, все равно не могу удержаться от того, чтобы не узнать свое будущее. Вот так и вышло, что я знаю о Таро.
Спинелли растянул губы в сардонической ухмылке и издал смешок.
– Вы что, идиот? – спросил он. – Смехота. Ну что ж, живи и учись. Гадание, надо же… – Он снова хмыкнул.
– Колода Таро, инспектор, – спокойно продолжил доктор Фелл, – предположительно впервые возникла в Египте. Но эта карта из французской колоды Таро, появившейся во времена Карла VI и изобретения игральных карт. Из семидесяти восьми карт двадцать две называют старшими арканами, а пятьдесят шесть – младшими арканами. Такая колода – большая редкость, и даже знают о ней не многие. Низшие арканы делятся на четыре масти, как трефы, бубны, черви и пики, но тут они зовутся…
– Жезлы, кубки, монеты и мечи, – подсказал Спинелли, разглядывая свои ногти. – Но я вот что хочу знать: где вы взяли эту карту? У Деппинга?
Подобрав карту, доктор Фелл продолжил:
– У каждой карты есть свое значение. Не стану останавливаться на методах гадания, но вот значение будет вам интересно… Ответ за ответ, мистер Спинелли. У Деппинга была колода Таро?
– Была. Он сам нарисовал эскизы, по картинкам чьим-то. И заплатил около тысячи, чтобы ее напечатали. Но эта карта не из нее… Разве что он нарисовал еще одну колоду. Откуда вы ее взяли?
– У нас есть основания полагать, что ее оставил убийца – как некий символ. Кто знает, что за магия сокрыта в глуши Глостершира? – задумчиво протянул доктор Фелл.
Спинелли смотрел прямо перед собой. На мгновение Хью Доновану показалось, что тот что-то видит. Но затем американец лишь усмехнулся вновь.
– И что значит эта карта? – требовательно спросил Мерч.
– Вы скажите ему. – Доктор Фелл вытянул руку с картой вперед.
Спинелли с напускной торжественностью окинул взглядом сначала одного, затем второго собеседника.
– Конечно, джентльмены, я могу вам сказать. Она значит: «Он получил, что ему причиталось». Восьмерка мечей – «приговор правосудия». Она указала на него, и, видит Бог, он это заслужил.
Вновь все они погрузились в свои мысли. Казалось, что каждое новое открытие заставляло расследование двигаться в совершенно ином направлении – будто ящик фокусника открывался только лишь для того, чтобы в нем обнаружился следующий ящик. В библиотеке становилось жарко и душно. Где-то в доме начали бить часы. Они отбили девять ударов, прежде чем доктор Фелл заговорил снова:
– Это мы выяснили. Очень хорошо. Теперь расскажите, что вам известно о самом Деппинге и что случилось прошлой ночью.
– Как ваш адвокат, мистер Треверс… – начал Лэнгдон.
«Он внезапно вмешался в разговор с такой решимостью, с какой в холодный день выскакивают из-под одеяла», – подумалось Хью. Впрочем, такое сравнение было не очень удачным – Лэнгдон весь вспотел.
– Как ваш адвокат, я настаиваю, чтобы мы поговорили наедине, прежде чем вы совершите необдуманное…
Спинелли посмотрел на него.