Предыдущие главы содержали много примеров способности коренных народов воспринимать невидимый мир. Африканец из народа суахили рассказал о том, как он видит и разговаривает со своими предками, и то же самое делал бушмен из Ботсваны после выигрыша дела в суде. Люди, живущие в лесных районах Северной Индии, рассказывали доктору Бхаттачария о том, чему их учат духи природы. Австралийский абориген-песенник объяснил, как духи-учителя давали ему новые песни и танцы, а вождь племени юрок из Северной Калифорнии говорил о возвращенных его племени реликвиях как о живых. В каждом случае эти люди описывали свое восприятие, а не только свои убеждения.
Я хочу посвятить остаток этой главы воссозданию замечательного разговора с двумя фиджийцами, который состоялся у меня только потому, что я признала их способности восприятия незримого. Разговор состоялся в мае 1987 года, но для начала мне нужно добавить к повествованию две детали, чтобы погрузить вас в контекст.
В то время шел наплыв беженцев хмонгов. Их дети пошли в школы, и преподавателей учили тому, как уважать их культуру. Главным правилом было не трогать их голову, потому что, как оказалось, хмонги считали, что голова священна, поскольку через нее дух входит в тело. Хмонги были коренным народом с устной культурой со всеми когнитивными дарами и отличиями от западных народов, которые предполагает это происхождение. Они обрели письменность лишь тридцать лет назад, и большинство родителей все еще были неграмотны. Никто никогда не говорил учителям о том, что большая часть хмонг может реально видеть то, как свет входит в тело.
Вторая деталь, необходимая для понимания контекста, связана с вопросом одного из моих коллег по университету Наропа, ныне покойного доктора Фрэнсис Харвуд. Она была профессором антропологии, которая несколько лет назад проводила исследовательские работы среди жителей Соломоновых островов, расположенных не очень далеко от Фиджи. В день, когда она решила посетить нас, мы на моем занятии обсуждали природу голограмм, и это обсуждение вызвало у нее вопрос. Она заметила, что когда представители изучаемых ею народов ходили по песку, то могли сказать, кто прошел там некоторое время назад, просто посмотрев на оставленные следы. Она всегда удивлялась тому, как они делали это, и спросила, может ли это быть как-то связано с голограммами. Я сказала, что это возможно, если они могли увидеть волновой паттерн напрямую, а затем каким-то образом преобразовать его в изображение.
Я не думала об этом до тех пор, пока два года спустя не состоялся следующий разговор. Друзья пригласили меня на частное выступление танцевальной труппы из шести фиджийцев, которые рекламировали в нашей стране туризм Фиджи. Помимо смешанного диалекта Фиджи и хиндустани, все они бегло говорили по-английски. После спектакля двое мужчин смешались с аудиторией, и один из них присоединился к небольшой группе, в которой находилась и я. Таким образом, я получила возможность задать ему вопросы. Во время одного из танцев была разыграна сценка, когда с головы одного из танцоров сбивают головной убор. Я вспомнила о хмонгах и описала их табу на прикосновения к голове, особенно к головам детей. «О да, – ответил он. – Туда входит свет, и прикосновение к этому священному месту мешает ему». Я спросила, может ли он видеть, как свет входит в голову, и он буднично ответил: «Да, все фиджийцы могут».
«И вы думаете, что любой из европейцев, живущих на ваших островах, тоже может увидеть свет?»
Он стал очень вежливым и сказал: «Возможно… некоторые из них… иногда… если они проживут там долгое время», – но казалось, что он не до конца был в этом уверен.
Потом я вспомнила вопрос моей коллеги из университета Наропы и спросила: «Если кто-то из вашей деревни прошел мимо и оставил следы на песке, вы могли бы сказать, чьи это были следы, верно?»
«Конечно», – ответил он.
И тогда я спросила: «А что именно вы видите?»
Он быстро ответил: «Вы можете увидеть форму и структуру, поднимающуюся над следами, и, исходя из этого, вы можете сказать, кто это должен был быть».
Я часто задавалась вопросом, что бы он сказал, если бы я просто спросила: «Как вы это делаете?» По-моему, когда я спросила его о том, что он видел, он дал более откровенный ответ.
Вскоре он вышел из комнаты, и я стала разговаривать со вторым танцором. Просто чтобы еще раз прояснить вопрос о свете, я спросила его, действительно ли все фиджийцы могли видеть свет вокруг людей, и он ответил утвердительно. Затем я спросила, как давно его народ стал грамотным. «Двести лет назад», – сказал он.
«Тогда почему вы все еще видите свет?» – спросила я.
И он объяснил: «Это потому, что все мы живем в деревнях, и мы постоянно возвращаемся туда». Он был уверен, что без этого все они потеряют эти навыки.
Возможность вести эти бесценные разговоры быстро исчезает, так как все больше и больше народов отказываются от своих традиционных укладов. Хотя, возможно, когда вы меньше всего этого ожидаете, вы все равно можете встретить кого-то, кто имеет связи с устной культурой. Если это так, слушайте их внимательно, понимая, что, возможно, у этих людей есть навыки, которые вам еще предстоит приобрести, и надейтесь, что они немного научат вас своим навыкам и практикам.
Носители устной культуры используют истории с разными целями. Есть специальные истории, которые известны только некоторым посвященным и которые хранятся в тайне, пока не придет пора передавать знания новым ученикам. Это истории, которые направляют посвященных, когда они выполняют обряды, занимаются целительством и проводят священные ритуалы. Но поскольку мы приближаемся к завершению четвертой части, нас больше интересуют рассказы, которые знают все члены общины, рассказы, которые прослеживаются на протяжении всей истории народа и направляют его поведение. Рассказчик относится к элементам этих рассказов, во многом как художник-импрессионист относится к своему холсту. Сперва даются грубые очертания, а затем к важным частям возвращаются по нескольку раз, добавляя детали. Эти элементы никак не упорядочены, каждый приукрашивается, если кажется важным, и едва обозначается, если он не важен. История разворачивается в пространстве, как будто ее раскладывают на земле. Конечным результатом является наслоение, где выступающие бугры содержат основные черты, а схематичные долины – незначительные детали. Чем дольше рассказчик рассказывает, тем яснее становится возникающий пейзаж истории.
Существует искусство рассказывать подобные истории и искусство их слушать. Рассказчику нужен большой промежуток спокойного времени и готовая слушать аудитория. Если вы действительно хотите прочувствовать эти рассказы, вам тоже надо будет хорошо расслабиться. Сначала вы должны замедлить внутренний монолог и прекратить его. Отбросьте все не связанные с историей отвлекающие мысли, а затем отпустите желание создать «предыстории» того, о чем прочитаете, не размышляйте о рассказчике, о возможных скрытых смыслах, стоящих за этим рассказом, не рассуждайте о деталях и словесной формулировке истории. Во время обычного разговора мы держим гортань «в режиме ожидания», так что она готова ответить или добавить комментарии в любой момент. Слушая традиционных устных рассказчиков, важно отказаться от этого желания. Прижмите язык к дну ротовой полости и откройте заднюю часть горла, как будто вы приготовились выпить стакан воды. Когда маленькие дети слушают что-то, можно увидеть, как они даже открывают рот, чтобы действительно проглотить рассказываемую им историю.