– Рита… Как ты догадалась? Она что, звонила тебе?
– Нет. Дело не в этом. Она очень хочет купить мой пейзаж. Марк, прошу тебя, не подпускай ее к моей картине и не позволяй именно Тамаре спускаться в мастерскую. Скажи ей, что, пока меня нет, ты не можешь показывать ей мои работы…
– Могла бы и не предупреждать…
– Она хотела взглянуть на него? На мой пейзаж?
– Да, хотела. Говорила, что до сих пор не может простить себе того, что заставила тебя куковать на этом острове…
– Она так и сказала – «куковать»?
– Нет. Но что-то в этом роде. Еще она спрашивала про какую-то книгу… Кажется, Флобер, «Мадам Бовари»… У тебя есть такая книга?
– Это ее книга… Она осталась у меня в сумке еще с того раза, когда я обгорела на острове, я забыла ее вернуть… Марк, как вы расстались? Ты сказал ей, что я уехала?
– Я так расплывчато разговаривал с ней на предмет того, где ты, что она так ничего и не поняла… Мне всегда трудно лгать людям.
– Она просила тебя сообщить ей, когда я вернусь домой?
– Безусловно. Но вообще-то мне ее жаль… Очень жаль. Представляешь, от нее Георгий ушел. И к кому, знаешь?
– Понятия не имею. Я предполагала, что скорее Тамара уйдет первая… Так к кому он ушел?
– К свояченице. К родной сестре Тамары.
– К Александре? Ничего себе! Вот это новость так новость… И Тамара, находясь в таком тяжелом, смею предположить, состоянии, после того, как ее покинул муж, находит в себе силы приехать к тебе…
– Не забывай, что она приезжала к тебе…
– Хорошо. Ко мне. Она приезжает ко мне или к тебе, чтобы поговорить о пейзаже. Марк, тебе не показалось это странным?
– Она очень плохо выглядела. Мне стало ее даже жалко.
– Она пила?
– Пила.
– Коньяк?
– Коньяк.
– И ты вместе с ней?
– И я.
– Ладно, Марк… Я тебе потом позвоню.
– Ты обиделась, что я пил вместе с Тамарой?
– Я пила коньяк хотя бы с вдовой Рубина, а ты…
– Прости меня, Рита, я так тосковал.
– Скажи, Марк, если бы я ушла от тебя, ты смог бы приехать, к примеру, к Смирнову и разговаривать с ним о каком-то дурацком, неудачном моем первом и последнем пейзаже?
– Это ты к чему?
– Это я об отсутствии логики. А если серьезно, то я не скажу тебе, кто убил Зосю Мушту.
И она положила трубку.
Смирнов стоял рядом и все слышал.
– Представляете, Марк всю ночь пил коньяк в обществе моей подруги, от которой ушел муж… – пожаловалась она со слезами в голосе. – А я переживаю, что он приревнует меня к вам, временно холостому мужчине… Мы собирались лгать из любви к нему, что ваша жена дома и угощает меня пельменями в то время, как он сам нарушает все мыслимые и немыслимые нормы поведения… Поистине, жизнь заставляет нас верить в создаваемые нами пессимистические закономерности: предположи все самое худшее, и именно оно и случится…
– Рита, успокойтесь… Вот, выпейте кофе. Я принесу вам сейчас чистый халат моей жены, полотенце, остальное вы найдете на полочке в ванной комнате… Поверьте мне, ничего дурного не случилось. Просто вы сильно нервничаете. И знаете почему?
– Почему?
– Потому что официант Дима еще не успел набрать номер вашего телефона…
– Он наберет. Обязательно наберет…
– Вы говорили о каком-то пейзаже…
– Понимаете, Паша, я, сколько себя помню, рисую натюрморты и портреты… А этот пейзаж… так, случайность… Солнце, блеск воды, ивовые заросли, лодки с рыбаками… Обычный волжский пейзаж… Не понимаю, зачем она собралась покупать его… Разве что как напоминание о том дне, когда они с Георгием были вместе…
Раздался звонок. Рита машинально схватила трубку.
– Слушаю… Кто? Дима? Я рада, что вы позвонили… Я сейчас назову вам адрес, куда вы должны приехать… Паша, диктуй… И не волнуйтесь. Все будет так, как я вам обещала…
Смирнов смотрел на нее округлившимися глазами.
– Где ваши халат и полотенце? Думаю, до приезда нашего официанта я успею привести себя в порядок и даже выпить чашку кофе…
Марк сидел в своем кабинете и смотрел на телефон, спрашивая себя, правильно ли он поступил, рассказав Рите о том, что ее подруга Тамара Рындина почти всю ночь просидела у них дома и напилась так, что ее пришлось буквально выносить из квартиры, чтобы усадить в такси. Если бы он не рассказал, то Тамара сама, в красках, сообщила бы об этом лучшей подруге, тем более что она ждет не дождется возвращения Риты: им, женщинам, будет о чем потолковать, ведь от Тамары ушел муж. К ее родной сестре! Он понимал, что она была не в себе, когда напросилась на ужин, как понимал и то, что не может ей отказать. Вместо нарядно одетой и тщательно причесанной и накрашенной Тамары он видел перед собой потрепанную жизнью, немолодую уже женщину с дрябловатой кожей, мешками под глазами и отвислыми от тяжелых золотых серег мочками ушей. В темных брюках, тонком свитере и со скромной сумкой в руках она стояла перед ним на пороге и едва сдерживала слезы.
– Марк, ну где она? Ну почему ее нет? Мне так надо ее увидеть, поговорить… Представляешь, мне и идти-то больше некуда… Была бы Зося, я бы хотя бы ей поплакалась, но и она меня бросила… Сегодня, правда, приходила одна, но я же ее совсем не знаю… Отправила Георгия навести о ней справки, ты же понимаешь, что я не могу впустить к себе в дом первую встречную, мало ли… И он, представь себе, успел, перед тем как бросить меня, выполнить мою просьбу. Пошел, все разузнал, даже водителя своего подключил к этому делу… Оказалась хорошая тихая семья, женщина такая приятная, хотя… у нее, знаешь ли, такие пышные формы… Я из-за этого и не хотела ее брать в свой дом, из-за Георгия, и не потому, что он кобель, нет, он никогда не давал мне повода ревновать… Но когда в доме постоянно красивая баба с большими титьками, сам понимаешь… Зато теперь, – она издала нервный заливистый смешок, – я могу принять в качестве домработницы хоть Софи Лорен… Как говорят психологи, надо найти даже в самой тяжелой ситуации что-то позитивное. Вот я и ищу…
Она продолжала стоять на пороге, и Марк, не выдержав, взял ее за руку и втащил в квартиру.
– Еще немного, и у тебя начнется истерика… Возьми себя в руки… Хочешь поесть?
– Поесть? – Брови ее взлетели вверх. – Да ты что, Марк, меня тошнит от одного вида еды…
– Ладно, чаю дам. Хочешь – пей, не хочешь – не пей. Проходи. Думаю, что тебе нельзя сейчас быть одной. Но предупреждаю сразу – ночевать отправлю домой…
– Марк, я, если честно, еле стою на ногах. Что-то слабость такая, всю трясет… Никогда бы не подумала, что мой Гоша способен на такое… А ведь Сашка постоянно была рядом с нами, разве что жила отдельно, но почти каждый день бывала у нас… У нее личная жизнь всегда была на нуле, она какая-то невезучая. А теперь я думаю: быть может, она давно была влюблена в Гошу, да я просто не замечала? Или же у них был роман, который тянулся годами… Тяжело об этом думать, честное слово…