– Эй, ты куда пропала? – услышала она где-то совсем близко голос Тамары, и ее прошиб пот. Нервный, вызывающий дрожь во всем теле. Она могла только предполагать, что Тамара, выведенная ее внезапным исчезновением из психологического анабиоза, вернулась к активной жизни и теперь, еще не догадываясь о том, что происходит у нее под носом, ищет в траве, песке, среди вздыбившихся из-под земли тугих, кудрявых корней кустарников нечто, что поможет ей избавиться от своего последнего свидетеля… Камень, например.
Рита влезла в лодку, схватилась за весло и оттолкнулась от берега. Отплыла всего несколько метров и, усевшись поудобнее, взяла в руки уже два весла. Сделала пару взмахов и поравнялась с тем местом, где должна была находиться Тамара.
– Рита?! – Тамара стояла на берегу, широко расставив ноги, и смотрела непонимающим взглядом на плывущую мимо нее на лодке Риту. – Ты куда это, мать, собралась? Ты что это?
– Никуда, Тома. Я здесь, рядом с тобой. Я вижу, у тебя в руке камень… Ты довольно быстро нашла его… Если бы я замешкалась, увлеклась пейзажем, то ты разбила бы мне голову… Убила бы меня… тебе ведь не привыкать…
– Рита… Что такое ты говоришь?
– Но у тебя в руке камень! Причем большой, наверняка с острыми краями… Понимаешь, мне недавно приснился нехороший сон… Я видела тебя… вот точно так же стоящую на берегу с камнем в руках… И я знала, точно знала, что ты собираешься меня убить. Вот только за что, не понимаю… Что плохого я тебе сделала?
– Ты сама знаешь… Ты дурачила меня, пыталась выставить идиоткой… Придумала этот спектакль с чужим пейзажем. Зачем?
– Понимаешь, Тома, я сейчас оставлю тебя здесь, одну, на пустынном острове, на всю ночь… И сколько бы ты ни кричала, тебя все равно никто не услышит. Здесь водятся лисицы, волки… Медведи – вряд ли… А, вспомнила, еще кабаны… Про змей я вообще молчу…
– Ты все-таки решила отомстить мне, понятно… – нехорошим смешком отреагировала Тамара, продолжая стоять все так же нелепо, широко расставив ноги, словно для большей устойчивости… – Но я ведь сделала все возможное, чтобы загладить свою вину… Я подарила тебе баварское блюдо… Жемчуг…
– Лучше бы ограничилась простым тортом или арбузом. Понимаешь, Тамара? Ты допустила ошибку… Я узнала в антикварном магазине, сколько может стоить твое блюдо… Это же музейный экспонат, краденая вещь… Императорский фарфор… Честное слово, ты переборщила… Не говоря уже о жемчуге…
– Но я не понимаю…
– Все ты понимаешь! Твои подарки слишком дорогие, вот, собственно, и все. И именно это натолкнуло меня на мысль, что ты платишь мне не за то, что я провела на острове под палящим солнцем девять часов, а за что-то другое… И потом… эта история с Зосей. Ты – человек, весьма дорожащий своим спокойствием и комфортом, вдруг принимаешь на работу, то есть берешь в свой дом женщину прямо с улицы, точнее, с вокзала… У нее, видите ли, кошелек украли. А ты и поверила? Хорошо, допустим, но фамилию-то за целый год ты могла узнать…
Тамара вдруг как-то обмякла, достала из кармана штанов пачку сигарет, уселась на широкий черный пень прямо у самой воды и закурила. Рита кружилась на воде на одном месте, ленивыми движениями стараясь удержать лодку на уровне пня, но на таком расстоянии, чтобы Тамара, собрав все свои силы, даже вплавь не сумела добраться до нее.
– И самое ужасное в этой истории состоит в том, что фамилию ты ее отлично знала. Ты слишком многое о ней знала, чтобы терпеть ее и дальше в своем доме… А, Тамара? Ты ничего не хочешь мне рассказать?
– Хочу. Я давно хочу кому-нибудь рассказать о том, как я прожила этот год, да только не могла…
– Я знаю, почему ты мне ничего не рассказала, не поделилась… Потому что решение ты приняла сразу, как только узнала, кто она такая на самом деле… А с подобными решениями делиться не принято. Ведь ты впервые увидела ее не на вокзале, а у себя дома…
– Да, Рита. Именно. У себя дома. Я как-то вечером вернулась домой, неважно, где я была и что делала… Хотя, быть может, и важно… Легкое чувство вины охватило меня уже возле самого порога. Я знала, что Гоша дома, и лихорадочно соображала, что бы такое ему сказать, как объяснить свое позднее возвращение… Не могла же я ему признаться – иду, мол, от любовника, и у меня еще голова кружится и от любви, и от шампанского, и вообще от всего того, что испытала я в тот день… Мне так не хотелось домой…
– Зося уже была у вас дома.
– Да. Гоша открыл дверь и так громко, почти официально заявил мне, что это – Зося, она будет теперь жить с нами, работать у нас, что она порядочная, честная, работящая… Словом, нес редкий бред. Я стояла, слушала и не знала, как себя повести. Сначала мне подумалось, что он сделал это нарочно, чтобы досадить мне, потому что он догадывался, где я была и с кем… Он страшно ревновал меня к этому человеку…
– И как ты отреагировала на это заявление?
– Никак. Просто отправилась в ванную. Я даже не посмотрела на эту сучку… В глаза бросилась только ее рыжая грива да веснушки. Дура дурой, что я еще могла сказать. К тому же я на самом деле тогда искала домработницу, но не столько для того, чтобы свалить на нее всю домашнюю работу, сколько для того, чтобы насолить Гоше. Я знала, что он не хочет, чтобы в доме жил кто-то посторонний. Понимаешь, Гоша – нормальный мужик, здоровый, а потому… Словом, он мог завалить меня на кровать в любое время дня и ночи, и присутствие в доме постороннего человека ограничило бы его, понимаешь? И тут вдруг он сам, представляешь, сам приводит в дом какую-то девку… или тетку… Я даже не сразу определила возраст этой сучки…
– Ее звали Зося, – тихо напомнила Рита, вспоминая лежащее на цинковом столе стройное, довольно-таки молодое тело в синих пятнах и густые, потемневшие от влаги рыжие волосы…
– Она вела себя поначалу тихо и незаметно… Во всяком случае, старалась. Но Гоша! Я же видела, как он нервничает… И они выдали себя буквально через несколько дней. Я вернулась домой, открыла дверь своим ключом и услышала, как они ругаются, кричат так, что не слышат даже, что я пришла…
– Ты сразу поняла, что это его бывшая жена?
– Конечно! Больше того, выяснилось, что у них двое сыновей-близнецов! Ты представляешь себе, что я испытала, когда поняла это?! У нас-то с Гошей детей нет. Он постоянно твердил о наследниках, а тут целых два сына. Упреки сыпались на моего Гошу градом. Мне в какой-то момент стало даже жаль его. Она требовала и требовала – и денег, и акций, и недвижимость, и наследство… Обзывала его последними словами и говорила, что не намерена мыть за мной унитаз и драить полы… Словом, вела себя так, как вела бы, вероятно, любая брошенная жена… Конечно, она угрожала ему, что все расскажет мне, – и о его бывшей жизни, и о том, как он бил ее, как гулял, пил… Словом, весь набор… Мне ничего не оставалось делать, как только потихоньку выйти из дома с тем, чтобы вернуться обратно, но уже со звонком в дверь, делая вид, словно я ничего не знаю… И представляешь, после того, как я все выяснила, мне стало даже легче, я хотя бы поняла, зачем он взял ее на работу, – это было ее условие… И мы все трое стали играть в игру-молчанку. Я даже забавлялась, глядя на то, как эти двое скрывают свои истинные чувства. Они ненавидели друг друга. Обычно на моем месте переживают, как бы мужик не согрешил с домработницей, а здесь… Здесь был совсем другой случай.