— Уважаемые народные депутаты, сотрудники аппарата Верховного Совета, дорогие защитники Конституции! Достигнута договоренность о свободном выходе из здания Верховного Совета. Офицеры группы «Альфа» обеспечивают безопасность всех, находящихся в здании. Прошу сохранять спокойствие и порядок.
Я говорил и говорил, чтобы успокоить людей, чтобы они гордились правотой нашего дела. Заметив, что подошел Р.И. Хасбулатов, я об этом сообщил и предоставил слово Председателю Верховного Совета.
Р.И. Хасбулатов выступил трагично. Он подводил итоги:
— Находясь между жизнью и смертью, когда мы увидели своими глазами, как растерзали Демократию и сердцевину этой демократии — Российский Парламент, я призываю вас всех покинуть это здание. Тяжело уходить, но пусть нас всех утешает мысль, что жизнь одна, и мы были верны Долгу и нашему Народу. Конечно, мы с вами совершили множество ошибок, наверное, больше всех совершил я.
Хасбулатов говорил, а мне все больше не нравилось чувство обреченности в его речи. На мятом листке бумаги я стал набрасывать проект возможного последнего документа Съезда.
— Я призываю всех вас хранить память о нашей совместной работе и об этих трагических днях. — продолжал Хасбулатов. — Может быть, многих раздражала раскованность и бесконечные дискуссии на заседаниях Съездов и Верховного Совета. Но придет время, когда именно без такой раскованности и дискуссии нашим людям станет не по себе. Вы меня простите, что не сумел сохранить жизнь погибшим. Будьте здоровы. И — прощайте!
На такой траурной ноте совершенно нельзя было завершать. Я вновь взял слово:
— Уважаемые народные депутаты! Наше дело правое, мы выходим отсюда с чистой совестью: мы выполнили свой долг. Давайте скажем сейчас спасибо всем, кто в эти трудные дни был с нами, разделяя тяготы, рискуя жизнью. Есть, к сожалению, погибшие — вчера, у телецентра, и сегодня у Дома Советов. Наш долг — остановить дальнейшее кровопролитие.
Я предложил принять перед выходом из здания прощальное Обращение Съезда, зачитал проект и предложил проголосовать. Раздались крики нескольких человек, что хотели бы проголосовать не только депутаты. Я спросил коллег и, получив их согласие, поставил проект Обращения на общее голосование присутствовавших.
Обращение было одобрено единогласно.
В этот момент в зал вошли несколько человек в камуфляже и стали торопить с выходом. Я стал завершать:
— Уважаемые народные избранники, работа Съезда завершена. Не нашей волей, не волей избирателей — насилием и попранием Конституции. Уверен: мы защищали законность и справедливость, нам нечего стыдиться. Мы выходим из здания побежденными, но не сломленными. Правда на нашей стороне. Жизнь не закончена.
Пытался бодриться сам и поднимать дух другим:
— Прошу членов Комитета по судебной реформе и работе правоохранительных органов вести сбор материалов об обстоятельствах произошедшего государственного переворота. Давайте через несколько дней соберемся на заседание Комитета… Уважаемые защитники Конституции и Дома Советов, выходим. Организованно. Ни с кем не прощаемся надолго. До встречи!
Этими словами был завершен Х (Чрезвычайный) Съезд народных депутатов России. Волей обстоятельств мне довелось председательствовать на его последнем заседании.
И судьбу каждого решал случай…
Работники аппарата парламента, а за ними депутаты потянулись на выход. Нам с Р.И. Хасбулатовым и Ю.М. Ворониным, стоявшим у стола президиума, предложили остаться. Р.И. Хасбулатов апатично присел, а к стоявшему рядом со мной Ю.М. Воронину склонился его штатный охранник:
— Юрий Михайлович, мне это очень не нравится: Вы и другие руководители здесь останетесь, а всех остальных удалят. Что здесь может произойти — никто не узнает, свидетелей не будет.
Воронин взглянул на меня:
— Идем со всеми?
Я кивнул и позвал своего помощника А. Суслова. Молча, но решительно мы пошли к выходу вслед за ушедшими коллегами.
Уже в холле первого этажа нагнали основную группу депутатов и защитников и вместе с ними вышли через первый подъезд.
То, что мы увидели, никто из нас, уверен, не сможет забыть никогда.
По обе стороны живого коридора, по которому мы шли, щитом выстроились бойцы «Альфы». Стояла оглушительная тишина, редко прерываемая раздававшимися где-то за зданием СЭВ выстрелами. Высоко над нами потрескивало пламя — верхние этажи здания Парламента были охвачены огнем.
Потряс вид крыш окрестных высотных домов — они, как и набережные, и мост были заполнены тысячами людей, которые с любопытством смотрели на горящее здание, на нас, выводимых из него. Мы тогда не знали, что CNN ведет прямую трансляцию происходящего на весь мир.
С В. Исаковым, Н. Павловым и С. Михайловым мы шли, замыкая колонну, выводя впереди себя всех защитников, кто попадался нам по пути. Едва мы вышли на улицу и сделали несколько шагов по площадке в сторону большой парадной лестницы, из ряда спецназовцев справа навстречу нам шагнул незнакомый офицер:
— Сергей Николаевич, мы Вами гордимся!
И протянул мне руку. Я ее пожал, растерянно ответив:
— Мы делали то, что должны были делать.
Чуть дальше нас перехватили два офицера с кинокамерой:
— Сергей Николаевич, что вы можете сказать о происходящем?
— Я скорблю за Россию.
Николай Павлов взорвался:
— Ты скажи о том, что Клинтон подонок и свинья. И больше никогда в России в Америку верить не будут!
Владимир Исаков горько пошутил:
— Что-то я не замечал раньше, чтобы ты в Америку верил.
Павлов с досадой махнул рукой.
Далеко мы не ушли. Только первых вышедших из здания посадили в автобусы и увезли, как сказали, к метро. Всех остальных остановили на лестнице. Вскоре мимо нас, старательно не глядя на людей, промчался с охраной А.
Коржаков. Много позже мне подарят видеозапись, где запечатлено, как Коржаков подбегает к первому подъезду и спрашивает у стоящего в дверях полковника:
— Где Бабурин? Где Баранников?
Полковник, останавливая пытающихся выйти из здания Олега Румянцева и Сажи Умалатову, спокойно докладывает:
— Бабурин уже ушел. А Баранникова не было.
А.В. Коржаков с непроницаемым лицом кивает. Через несколько лет он признается, зачем нас искал, но затем станет отрицать даже сам факт поиска.
Вскоре к первому подъезду подогнали автобус, на котором развевался государственный триколор, прикрепленный к кабине водителя. Вспомнив о требовании Руцкого предоставить бронетранспортер, я подошел к стоявшему в группе депутатов Ю.М. Воронину:
— Юрий Михайлович, скорее всего это автобус, который повезет Руцкого и Хасбулатова в иностранное посольство. Может быть, и вам с ними?