Вот и приехали! От борьбы с привилегиями партноменклатуры — к продаже национального достояния, к жизни «на проценты» от этой продажи. Таков путь Бориса Ельцина.
Смерть Б.Н. Ельцина застала меня в заграничной командировке. Во главе парламентской делегации я находился с официальным визитом в Республике Никарагуа. Не скрою, был рад тому, что избавлен как от необходимости в качестве заместителя председателя Государственной Думы России участвовать в протокольных траурных церемониях, так и от того, чтобы давать справедливые, но негативные оценки человеку в момент его похорон. Руководствуюсь заветом старших: при похоронах — о мертвом или хорошо, или ничего. Всему свое время.
Но бывают и особые случаи.
Во время встречи со спикером парламента Никарагуа тому принесли записку. Прочитав ее, он вновь посмотрел на нас:
— Сообщили о смерти вашего первого президента господина Ельцина. Я выражаю вам соболезнования.
Мы уже знали о случившемся, поэтому я скупо поблагодарил и продолжил беседу. Когда встреча стала завершаться, и началось прощание, пропустив впереди себя остальных членов делегации, я задержался и сказал никарагуанскому спикеру:
— Господин Председатель! Вы выразили нам соболезнования по случаю смерти бывшего президента России Б. Ельцина, я как должностное лицо выразил Вам нашу признательность за внимание к событиям в нашей стране. Повторяю их вновь. Но должен вам признаться, что как гражданин России чувствовал себя при получении соболезнований так, как, наверное, почувствовали бы себя вы, если бы я выразил вам соболезнования по случаю смерти Сомосы.
Стоявший рядом посол едва не упал от моей недипломатичности. Спикер же, выслушав меня, кивнул и сердечно попрощался.
На другой день, перед встречей с Президентом Никарагуа Даниэлем Ортегой ко мне подошел их протокольщик и в присутствии остальных членов делегации сказал:
— Товарищ Бабурин, Президент знает о Вашем вчерашнем разговоре, и не будет выражать вам соболезнования.
Для сандинистов, вернувшихся при поддержке бывших «контрас» к власти в Никарагуа, Б. Ельцин был человеком, разрушившим дружественный им Советский Союз и нанесший страшный удар по всем силам, противостоявшим гегемонии США.
Осенью 1990 года обострилась тема нового союзного договора. И на Втором Съезде народных депутатов РСФСР именно наша группа «Россия» сорвала сговор команды Ельцина и руководства группы «Коммунисты России», которые пошли на нелепое соглашение: сторонники Ельцина не возвращаются на съезде к голосованию по декрету о власти, принятому за основу на Первом съезде, где ставилась тема департизации и декоммунизации, а «Коммунисты России» не поднимают тему о новом Союзном договоре. И это при том, что мы записали в Декларации!
Мир в очередной раз убедился, что маленькое нетерпение способно расстроить большие замыслы. Сговор наших коллег, о котором мы узнали позднее, не был нашими обязательствами. И поэтому, если вы возьмете стенограмму съезда, то увидите, что именно депутаты от группы «Россия», встав у микрофонов, при утверждении повестки дня добились включения в повестку дня вопроса о проекте Союзного договора и об участии России в новом Союзе. Это вызвало истерику у «Демократической России» и растерянность у руководства «Коммунистов России», поскольку последних обвинили в обмане. Они безвольно оправдывались:
— А мы-то тут причем? Не мы инициаторы.
И мы добились решения Съезда о том, что Российская Федерация — за сохранение Союза. Потом, на союзном референдуме 17 марта 1991 года, мы решительно выступили за то, чтобы отвечать «да». При всей спорности, при всей аляповатости сформулированного вопроса. И когда «Демократическая Россия» призывала сказать «нет», мы говорили: «только ДА».
Не случайно среди лидеров и активных бойцов группы (фракции) «Россия» в 1990–1993 — ученые В.С. Соколов, Н.А. Павлов, В.А. Сердюков, В.А. Тихонов, юристы С.П. Горячева, В.Б. Исаков, врачи Л.Х. Бахтиярова, Р.А. Клепикова, Т.И. Лета, А.Н. Соловьев, А.П. Удалова, писатели A. Н. Грешневиков и В.Н. Хайрюзов, журналисты И.Ф. Залевская и В.П. Лисин, учитель А.Б. Сурков, единственные среди народных депутатов России рабочие В.А. Гололобов и О.Я. Павлухин, партийные и советские работники В.Н. Любимов, В.Н. Штыгашев, П.И. Зерин, чекисты B. А. Выучейский, А.Е. Сафонов и И.В. Федосеев. Конечно, состав группы менялся. Так, по просьбе М.И. Лапшина мы делегировали в «Аграрный союз» В.Б. Исакова, приняв к себе от союзников нескольких представителей села.
Создание группы «Россия», позже переименованной во фракцию, обеспокоило Б.Н. Ельцина и работавших в его команде Г.Э. Бурбулиса и С.М. Шахрая. Едва ли не на другой день нас стали успешно раскалывать.
Дело в том, что группа не просто претендовала на позицию политического центра, но в ней наметились три примечательных потенциальных лидера. С одной стороны, консерватор С.Н. Бабурин, а с другой — либерал Д.А. Волкогонов и демократ Сергей Степашин. Незамедлительно Д. Волкогонов был приглашен к Ельцину.
В этот момент союзное руководство поступило недальновидно, уволив под предлогом преклонного возраста, без необходимых согласований, народного депутата Д.А. Волкогонова с должности директора Института военной истории. Ельцин ему сразу предложил должность советника, льготы и свою поддержку. В результате тут же появилось заявление о создании группы «Левый центр», которую возглавили Волкогонов и Степашин. Они понимали, что «Россия» претендует на роль фракции центра, поэтому стали объяснять, что она — это правый центр, а у них будет, соответственно, левый. Конечно, мы иронизировали:
— Если центр, то он не может быть левым или правым. Он ЦЕНТР. А если вы говорите, что вы — «левый центр», то это похоже на левый товар и хождение «налево» непутевых мужей.
Тем не менее, недруги смогли расколоть тех, кто искал нечто срединное между «Демократической Россией» и «Коммунистами России». Создание фракции политического центризма не состоялось. Те же технологии впоследствии применяли против наших действий, когда мы создали Российский общенародный союз, который стал первой, уже внепарламентской попыткой создать такой центр.
В сентябре 1991 года, затевая создание общественно-политического движения, мы долго не могли определиться с названием. Мысли вились вокруг имен «Отечество», «Родина», «Россия». Уже намереваясь ехать и подавать заявку в Минюст, мы с Н.А. Павловым заехали на Комсомольский, в Союз писателей. Н.И. Дорошенко, который меня впервые пригласил в августе на съезд Союза писателей России, в результате чего мы оказались свидетелями попытки захвата его здания со стороны новых, «демократических» городских властей и, соответственно, участниками его обороны, не было. Были Сергей Лыкошин и Карем (Кавад) Раш. Нас угостили чаем. Узнав, над чем мы ломаем головы, К. Раш загорелся:
— Только РОСС! Мы — россы! Звучит?
Идея мне понравилась:
— Идет. Только не РОСС, а РОС.