Семь чудес и временной разлом | Страница: 63

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Клянусь посохом Ула’ара, не думала, что когда-нибудь вновь это увижу…

– Думаю, это означает «да», – сказал я Элоизе.

– Потому что… мне только что это снилось, Джек, – ответила она. – А потом я проснулась, а вокруг все это…

Я не сдержал смех:

– Тебе тоже снился Сон, да? Добро пожаловать в мир Избранных.

– Где Касс? – спросила Элоиза.

Я оглянулся, но его не увидел. Он должен был быть здесь. Если получилось у нас, у него тоже должно было получиться.

Или нет?

– Касс! – позвала Элоиза, направившись к лесу.

Мои глаза бегали из стороны в сторону в надежде заметить Касса. Начал накрапывать дождь, его капли больно кололи кожу. У меня не оставалось ни единого сомнения в том, что я не сплю, потому что все мое тело с ног до головы болело.

Марко стоял, наклонившись над гептакиклосом. Семь впадин под локули пустовали, но их высеченные в камне очертания были еще свежими и четкими. Марко обеими руками держался за рукоять воткнутого в разлом Ищиса. Я поднялся и, поправляя на ходу рюкзак с локулусом, подошел к нему.

– Я думал, ты оставил меч Маноло, – заметил я.

– Я и оставил, – ответил Марко. – Этот валялся на земле, когда мы прошли через разлом. Думаю, он был в него воткнут, но мы его выпихнули. Вот я и вставил его на место. В смысле в местный разлом в Атлантиде. Который противоположен тому, что на острове команды Карассарим. Ведь, если я правильно понимаю… они – это одно и то же место, только мы прошли через эту мухоточину во времени, о которой рассказывал Бегад, так?

– Червоточину, – поправил я. – Ага.

– Тогда почему гептакиклос выглядел так же, а все остальное вокруг – по-другому? – спросил Марко.

Калани повернулась к нам, и я увидел, что по лицу Торквина текут слезы.

– Потому что гора Оникс еще не сформировалась, – объяснила она. – Остров еще не искорежился и не затонул. Но вскоре это произойдет. Дело в том, что вы в вашем двадцать первом столетии привыкли думать, что земной рельеф меняется медленно, в течение тысячелетий. Но в Атлантиде горы растут и обращаются в долины, а линия берега меняется очень быстро – все на пользу и ради защиты местных жителей. Таково удивительное влияние Телиона, невидимой энергии, питающей нашу землю.

– Ого! – восхитился Марко. – То есть если вашим людям вдруг придет в голову, типа, слушайте, нам тут места под серфинг не хватает, эта ваша энергия уже на следующий день соорудит вам новенький пляж?

– Не так быстро и не настолько легкомысленно – но в целом ты уловил мою мысль. – Калани оглянулась. – Мы прибыли во времена расцвета моего королевства. Вы видите Атлантиду такой, какой она была и должна была оставаться, – бескрайней, зеленой и мирной. Я потратила годы на создание локули. А вскоре поднялась гора Оникс. Я думала, Телион сотворил эту великую гору, чтобы оградить гептакиклос. Мне нужно было сообразить, что это был вулкан, а не гора… знак приближающегося конца…

– Касс! – испуганный вопль Элоизы, донесшийся из леса, заставил нас всех броситься в ту сторону.

Касс лежал неподвижно у куста, его голова была странно повернута к стволу дерева.

– Он дышит, – сообщила Элоиза. – Но посмотрите на его голову! Мне… Мне страшно.

– У Касса локулус исцеления, – напомнил Марко и потянулся к лямкам рюкзака Касса.

Когда он дернул за замок молнии, Касс судорожно застонал, его лицо исказилось в гримасе.

– Дай-ка мне, – вызвался я.

Я осторожно расстегнул молнию и заглянул внутрь. У Касса тоже был локулус невидимости, но этот я мог видеть, значит, это был локулус исцеления. Элоиза, Марко и Калани крепко держали Касса, пока я медленно вытаскивал из отсека сферу.

Дождь усилился, и мне пришлось протереть глаза от воды. Я коснулся локулусом лба Касса, и он вздрогнул. Его голова медленно повернулась, возвращаясь в нормальное положение, шея выпрямилась. Калани осторожно отодвинула Касса от дерева, давая его голове место. Его веки задрожали.

– Эй, брат Касс, – позвал Марко. – Добро пожаловать в дождливый полдень в Раю.

– М-м-м, – застонал Касс и широко открыл глаза. Взгляд у него при этом был немного дикий.

– Марко, – напомнил Марко. – Или, может, ты вспоминаешь титул «Великолепный»? Или «мой герой»?

– Массарим! – закричал Касс, указав пальцем куда-то нам за спину.

Мы все резко развернулись. На другом конце поля верхом на гигантском черном жеребце сидел высокий худой человек в надвинутом от дождя капюшоне. Его глаза смотрели пронзительно, точно ястреб на добычу, гладкое лицо обрамляли бородка и усы. Он выглядел моложе, чем когда я видел его во Сне, должно быть не старше двадцати. Позади него замерли в ожидании два крупных всадника в плотно облегающих головы капюшонах и с мечами на поясах.

Я сообразил, что они наверняка начнут задавать вопросы, а мне нужно было как-то их понимать. Мои руки на автомате потянулись к рюкзаку за локулусом языков, и лишь тогда я вспомнил, что он был внутри мертвого зеленого чудовища, которое, все еще с наполовину проглоченным Сфинксом, лежало в тридцати ярдах от нас.

Массарим что-то крикнул нам на атлантийском.

– Звучит не очень дружелюбно, – заметил Марко.

– Он сказал: «Превосходное применение королевских локули… в руках грязных воров-чужеземцев»… – перевела Калани отрешенным, мечтательным голосом. Вытянув перед собой руки, она пошла навстречу сыну: – Мальчик мой. Мой юный красавец-сын…

При виде приближающего к нему громоздкого Торквина конь Массарима испугался и попятился. Принц что-то сердито закричал королеве.

– Ты не узнаешь свою мать, Массарим? – спросила Калани.

– Нет, конечно! – закричал Касс. – И, если что, вы говорите по-английски! Что к лучшему, потому что вы сейчас огромный, страшный, бородатый дядька, и если вы продолжите утверждать, что вы его мать, он может вас убить!

Позади Массарима послышался топот копыт. Из леса выскочил мощный жеребец с украшенными драгоценными камнями поводьями и сверкающим золотом седлом. У меня ушла секунда, прежде чем я узнал всадника, широкоплечего мужчину в тунике и парчовой шляпе, уставившегося на нас немигающим злым взглядом.

– Эй, как жизнь, король Ула’ар? – воскликнул Марко. – Помнишь нас?

Калани молча смотрела на своего мужа. Из-за деревьев к королю, ведомая на длинной веревке, потрусила еще одна лошадь. Ее всадник был небольшого роста, его руки были связаны, а лицо и фигуру скрывал просторный балахон с капюшоном.

Прогремел гром, и молния ударила в дерево неподалеку от всадников, отломав ветку, которая с гулким звуком упала на землю. Конь Массарима испуганно всхрапнул, и принц хлестнул по его крупу хлыстом. Дождь полил стеной, точно кто-то наверху отвернул небесный кран на максимум.