Тимка лёг рядом. Но заснуть не мог долго. Тинка посапывала, а он таращил в темноту глаза и думал: как же они вернутся домой без серебряной ниточки?
Разбудили мышат голоса:
— Тимоша, просыпайся, сыночек!
— Спать хочу, рано ещё! Не хочу вставать!
— Вот так раз. Да он твой тёзка, — сказала, потягиваясь, Тинка.
— Марфа, затепли свечу, — загудел бас, — с ночи огарочек остался.
— Лучиной обойдёмся, — ответила Марфа, — свечи-то недёшевы.
— Так я ведь сегодня заказ отвожу. Авось барин не обидит. Купим свечей-то.
— Тимофей, ну-ка вставай, валявка ты эдакий! — пробасил Данила. — С печи сыт не будешь!
Мышата забились в уголок — и правильно сделали, потому что сверху что-то упало.
— Тимка косорукий! Онуча свалилась, полезай в запечек, — рассердилась Марфа!
— Тимка косорукий, — хихикнула Тинка.
Внезапно совсем рядом с ними возникла физиономия. В колеблющемся свете лучины были видны светло-русые всклокоченные волосы и большие глаза, которые медленно лезли на лоб. Рот мальчика (а это, конечно, был Тимка косорукий) стал вытягиваться в букву «О». И тут только мышата сообразили, что мальчик их видит и сейчас закричит. Тинка замахала лапками, показывая, что бояться нечего, а её брат прижал указательный палец к мордочке и умоляюще уставился на своего новоявленного тёзку.
Мальчик зажмурился, но промолчал, только вытянул руку вперёд и подцепил пальцем длинный лоскут ткани, упавший, к счастью, перед мышатами, а не на них.
— Да что ж ты возишься, копуха, — Марфа, наверное, встала не с той ноги или сама не выспалась.
— Ой-ой-ой, — запищала Тинка. Вместе с лоскутом в руке мальчика оказалось её платьице.
— Ой-ой-ой, — в свою очередь взвизгнул вконец ошалевший мальчик, приоткрыв один глаз и увидев между пальцев что-то пёстрое, похожее на крошечную рубаху.
— Ты что, Тимофей? — спросила мать.
Тот испуганно затряс лоскутом, огонёк лучины задрожал ещё сильнее, и тут мышата не сговариваясь стали дуть на него что было мочи. На секунду он почти погас, но этой секунды было довольно, чтобы Тинка с Тимкой забились в самый дальний угол.
— Светец-то подними! Да что с тобой, не заболел ли часом? — голос Марфы вдруг из сердитого стал испуганно-заботливым.
Её сынку тоже подумалось, что он заболел, потому что онуча, без всяких там малюсеньких рубах, была у него в руке. Лучина, вновь ярко вспыхнув, осветила запечек, в котором не было никого — во всяком случае, в обозримом пространстве, а сунуть светец поглубже Тимофей не захотел. Померещится же такое!
— Онуча, запечек, светец, — пробормотал Тимка. Слова старинные, непонятные.
Потирая руки, с улицы вошёл Данила.
— Холодно. Снегу по колено. Умывайся, Тимоха! Марфа, кашу давай! Ехать пора.
Сын не заставил себя уговаривать, проворно оделся, выскочил на двор, схватил пригоршню снега, протёр лицо, вернулся в избу. Вкусно пахло поспевшей за ночь в печи ячневой кашей. У Тимки и Тинки животики дружно заурчали.
Хозяева дома завтракали, за столом шла речь о том, куда поедет отец семейства. Мышата надели высохшую за ночь одежду и решили перебежать поближе к двери.
— Чего тут сидеть? ничего не узнали пока. — Тинка заплетала косички и завязывала бантики. — Ты хоть вспомни, какого времени костюмы были на выставке?
— Помню прекрасно, — ответил Тимка. — Восемнадцатого тире двадцатого века. Так экспозиция называлась.
— Да, информации маловато. Бежим!
Тимка и Тинка стрелой бросились к дверям и забрались в чей-то сапог.
— Неудачное место, — прошептал Тимка. — Будут надевать — могут задавить.
Как всегда, тоскливо брату и сестре стало одновременно. И оттого что сидели в каком-то холодном сапоге, неведомо чьём, неведомо где, неведомо когда, и оттого что очень хотелось есть, но главное (поскольку утро вечера мудренее, а трава соломы зеленее) — оттого что стало очевидно, хотя они про это старались пока не говорить: без потерянной серебряной ниточки невозможно вернуться домой. Никогда!
— По-русски говорит, да и только чуднó, иной раз даже смешно делается, — в это время рассказывал Данила. — Он же из учителей, из иноземцев. Спервоначалу он в Москве в навигацкой школе служил, потом сюда к нам, в столицу, приехал. И дети есть — мальчик да девочка. Оба чистенькие, в красивую одёжу одетые. Я когда обмеры делал, их видал. Кто он там, уж я не знаю, немец или англичанин какой, но дóма захотел изразцов. Ихние изразцы уж больно дóроги, а наши-то, по их лекалам, подешевей.
— Послушай! я вспомнил, — подскочил Тимка.
Сапог не ожидал таких резких движений и повалился набок.
— Пора! — отец семейства встал из-за стола. — Рано вставши, больше наработаешь. Вот и сапог уже от нетерпения в пляс пустился.
Мышата не стали дожидаться, пока Данила обуется, выкатились наружу и юркнули за что-то большое, при ближайшем рассмотрении оказавшееся сундуком.
— Вспомнил! — затараторил Тимка, даже не отдышавшись. — Дедушка рассказывал, что бабушка один раз потеряла серёжку, с которой перемещалась в прошлое. В общем, дедушка ей эту самую серёжку в прошлом отыскал. И они вернулись!
— Серёжку! У неё фасон есть, материал, время узнать можно! А нитка?! Нам же костюм надо найти, а мы даже не знаем, женский он или мужской. На выставке ведь таблички были, на них было написано, что за эпоха. Эх ты, а ещё музейная мышь называется! Прочитал бы табличку — мы бы всё узнали.
Губы у Тинки задрожали. Тимка испугался, что она сейчас заплачет. Вот ужас-то! В последний раз Тинка плакала в Древнем Египте, да и то от испуга, когда Тимка чуть не угодил в пасть ко льву.
И вот тут-то, дорогой читатель, чтобы у тебя окончательно не зашли шарики за ролики от непонимания, при чём тут Древний Египет и какая-то серёжка с бабушкой, надо сделать небольшой экскурс. Наши мыши умеют перемещаться в прошлое. Стоит им специально или, как в нашей истории, случайно щёлкнуть хвостом, держа в лапах какой-либо предмет — а в историческом музее, понятно, предметов разных эпох предостаточно, как они тотчас же оказываются в том времени, к какому этот предмет относится. Мало того, мышиная семья не только понимает любой из языков, на котором говорят или когда-либо говорили люди, но и язык животных. Согласитесь, с такими способностями узнать можно немало! Мышата побывали уже во многих интересных местах и пережили огромное количество невероятных приключений — на зависть всем нам, только читающим про эти приключения в разных книжках.
Как вы уже поняли, на этот раз вещь-проводник — то есть серебряная ниточка — случайно потерялась.
— Не вздумай реветь! — строго сказал Тимка сестрёнке, хотя у него самого сердце сжималось. — Надо делать что-то. Ясно, что эта семья небогатая. Встали ни свет ни заря, на работу собираются. Значит, одежды с серебряными нитками у них быть не может. Давай проберёмся с ними в дом этого учителя. Слышала? — там у детей хорошая одежда! Да и разобраться надо, где мы, наконец.