– По-моему, нет.
Грим вздохнул и посмотрел в окно.
– Когда родилась Юлия, мама впала в депрессию. Или что-то случилось с психикой, в любом случае. Врачи сказали, что это из-за родов. Она была… она пыталась… – Он долго молчал, сомневаясь. – Я злился, когда родилась Юлия. По крайней мере – так рассказывали, – мне тогда было не больше двух лет. Я злился, что все внимание доставалось ей. Однажды у мамы начался приступ психоза, я сидел на полу, а Юлия лежала и кричала. Говорят, такие вещи трудно сохранить в памяти, но я помню все до мельчайших подробностей. Я зашел в гостиную, где она сидела и кормила Юлию грудью. И вдруг просто положила ее на пол. Или выпустила ее из рук, или уронила, я точно не знаю и знать не хочу. Во всяком случае, она оставила ее лежать там. Папа был на работе, а я подобрал Юлию и сел на диван с нею на руках, пока она не прекратила плакать. На это ушло довольно много времени, или, может, мне так показалось. Я помню, как был напуган до смерти. Когда она, наконец, успокоилась, мама сказала: «Ну вот, теперь я снова могу ее взять». – Грим потряс головой. – Я не хотел отдавать ей Юлию. Глупо, ведь я тогда даже толком не умел говорить, но чувство беспокойства меня не отпускало. В конце концов, мама подошла сама, забрала ее у меня и продолжила кормить. Но я весь вечер просидел с ними, волнуясь и переживая. Папа так ничего и не узнал.
Он не знал толком, как продолжить.
– Через несколько лет, когда мне так и не удалось выяснить, падала ли она на пол, я начал беспокоиться и искать какие-нибудь признаки повреждений.
– Признаки чего? И каким образом ты искал?
– Ну, я рассуждал так: если бы она вправду упала, то могла получить сотрясение мозга. Я знал, что такие внутренние повреждения могут протекать бессимптомно и выявить их очень трудно. И тогда я начал следить за возможными проблемами с ее речью, памятью, способностями к обучению.
Грим говорил, что в детстве он никогда не болел. Он родился и рос здоровым и никогда не болел обычными детскими болезнями. Юлия, наоборот, перенесла ветряную оспу, коклюш, круп и что-то еще. Ей всегда нездоровилось, и, когда она пошла в школу, то постоянно казалась на грани истощения до такой степени, что медсестра – старая Беате, которая курила желтый «Бленд» и проверяла яйца всех мальчиков в этой школе, включая Грима и меня, чтобы удостовериться, что в младших классах у всех было по два, а не по одному и не по три, – высказывала беспокойство о ней.
– Ее болезни я всегда воспринимал как признаки. – Он засмеялся. – Причем Юлия сейчас – самая здоровая в нашей семье. Никакой опасности не было. Но мама так и не смогла справиться с депрессией полностью. Некоторые дни выдаются лучше, некоторые хуже, но нормы уже не будет, и ей трудно вести домашнее хозяйство. А папа не в состоянии заниматься этим… Старая Беате, кстати, умерла, – добавил Грим.
Об этом ему рассказал отец, которому в свою очередь сообщил один из его коллег – сын Беате.
– Понятно, – протянул я, желая лишь продолжить разговор о Юлии, но Грим, по всей видимости, не хотел больше ничего рассказывать.
Я смотрел сквозь окно школьного автобуса, как мимо проносятся зеленые кроны деревьев, серое небо, поблекшие желтые дома.
В тот же вечер зазвонил телефон. У нас в квартире их было три: один – в комнате брата, один – в спальне родителей, и еще один – переносной, который всегда терялся и находился в самых неожиданных местах. Папа всегда кричал, что однажды этот телефон сведет его с ума.
Аппарат надрывался, но я не пошел его искать. Я сидел и листал старые школьные альбомы гимназии Рённинге в поисках Юлии Гримберг. Школа была большая, со множеством классов, и я не мог ее пока найти. На кухне, наконец, кто-то ответил, и в мою дверь постучали.
– Лео, это тебя.
– Кто это?
– Какая-то Юлия.
Я поднялся, открыл дверь и забрал у мамы телефон. Закрыл дверь, ничего не объясняя, захлопнул страницу школьного альбома, положил его поверх других и все убрал.
– Алло?
– Привет, это Юлия.
– Привет.
– Что делаешь?
– Ничего особенного.
На заднем фоне все было тихо. Мне стало интересно, была ли она одна или с Гримом.
– Хорошо.
– Что… Случилось что-то?
– Да нет.
Случилось что-то. Кто же так говорит. Я был готов ударить себя по щеке.
– Я просто хотела… – продолжила Юлия, – не знаю. Я увидела твой номер в комнате Йона.
– Ты звонишь по всем номерам, которые находишь в его комнате?
Она засмеялась.
– Нет, это в первый раз.
Я лег на кровать и закрыл глаза. Какое-то время мы болтали ни о чем. Я боялся спросить, зачем она позвонила.
– Ты смотришь телевизор? – спросила она.
– Нет.
– Там идет «Назад в будущее». Ты смотрел?
Я не смотрел. Я включил телевизор, но звук убрал. Майкл Джей Фокс [8] собирался порвать с девушкой, которая была в него влюблена.
– Это его мама, – сказала Юлия. – Он вернулся в прошлое, чтобы наладить отношения между родителями, чтобы он смог родиться. Загвоздка в том, что его мама сама в него влюбилась, то есть в собственного сына. Но об этом она, естественно, не знала.
Мы вместе смотрели фильм. Время от времени Юлия смеялась. Ее звонкий смех напоминал мне смех Грима.
– Куда бы ты отправился, если б мог путешествовать во времени? – спросила она.
– Ой, я не знаю, никогда не думал об этом.
– Ну, в прошлое или в будущее?
– В прошлое. Нет, в будущее. Нет, в прошлое.
Юлия прыснула.
– Не знаю, сложно сказать. А можно только один раз?
– Да.
– Должно быть, эта машина времени просто дурацкая, если путешествовать можно только один раз.
– Но это ведь бессмысленно, если можно путешествовать много раз.
– К динозаврам, – сказал я.
Она захохотала.
– Что?
– Говорят, они вымерли из-за огромного метеорита, но никто точно не знает. Я бы хотел убедиться.
– Класс, Лео. Ты можешь отправиться куда угодно, а ты выбрал каких-то динозавров… К тому же ты сам можешь умереть. А в то время можно было дышать? В те времена воздух не был ядовитым и опасным?
– Я бы взял с собой для безопасности кислородный баллон.
– И что бы ты там делал? – спросила она. – Стоял бы и смотрел на них? Или погладил бы?