Мне вспоминается наше последнее утро перед твоим отъездом.
Инка, родная, милая, дурная и любимая кукла! Как хорошо было нам вместе! Радует только, что это будет потом всегда, но не радует, что этого нет сейчас.
Вот ты сказала мне вчера по телефону о вашем домашнем «заговоре», и я мало чего понял о нем. Мало поняла и ты меня о моих намерениях изменить место моей службы. Я был бы очень рад, если бы ты мне обо всем написала подробно в том письме, которое привезет Никодим. А сам я, пользуюсь тем, что это письмо не будет читать военная цензура, кратко сообщу тебе о своих намерениях.
– Ты знаешь, что должность, которую я сейчас занимаю, является для меня незаконной, так как я не политработник, а строевой командир.
Поэтому моим начальникам приходится маскировать меня всеми возможными мерами: писать обо мне в документах одно, а работу давать по-другому. Мне лично это не нравится тем, что со временем это может послужить препятствием к моему продвижению по службе, так как обо мне настоящего писать нельзя, а по должности, которая положена для меня по штату, я не работаю. Поэтому я и решил изменить место службы с тем, чтобы быть законным политработником и на деле, и на бумаге.
Ты вчера мне сказала, что не так уж важно, что это несколько затормозит мое продвижение. В этом ты не права, и ты убедишься, когда при встрече я тебе все объясню.
Сделать это все можно, но тогда мне придется изменить место работы. Этого мне не очень хочется не только потому, что я не люблю переездов, а и потому, что я кое-что теряю в смысле возможности подготовиться в академию. Но все это пока еще не срочно. Я могу остаться здесь по крайней мере до марта месяца, а потом будет видно.
Относительно твоих хозяйственных дел я пока ничего не сообщу, потому что не знаю, чем я для них могу быть полезен. Узнаю, тогда будет видно…
…Борис.
* * *
16 сентября 1949 года
Инуська! Кнопка моя любимая!
Вчера мы наверное впервые нормально поговорили по телефону и простились толком и без помех.
Сегодня я ходил с рапортом в среднюю школу, но меня пока не принимают, так как мои документы отражают полное среднее образование. Мне предложили подождать начала занятий, а потом, если останутся свободные места, то мне могут разрешить такую роскошь.
Оттуда я прошел в клуб, и намерен теперь ходить учиться толком играть на пианино.
А относительно иностранного языка, меня убеждают учить английский, а не немецкий. Если смотреть на их будущность, то, разумеется, первый понадобится больше. Но сейчас курсы пока не организованы, и я не изучаю ни того, ни другого, а пользуюсь своим родным, – русским.
Всю неделю никуда не вылезал из дома, и нет на это совершенно никакого желания. Завтра суббота, но я дежурю, да и не жалею об этом.
Буду читать, писать, играть на пианино, и если ты будешь дома, то разговаривать с тобой…
…Борис.
* * *
16 сентября 1949 года
Боренька! Родной мой!
…Я еще ни в одном письме не написала тебе о своих впечатлениях о твоей квартире, хотя и говорила тебе при встрече.
Мне все очень понравилось у тебя, а особенно то, что все это сделано твоими руками. Мне было приятно чувствовать, что в каждую вещь ты вкладывал все свое старание, умение, и когда делал это, то хоть чуть-чуть думал обо мне, и хотел, чтобы мне все это тоже понравилось. Так?
Ты даже не представляешь, как хорошо я чувствовала себя в этой квартире!
Во много раз лучше, чем в старой.
…А советовать тебе что-то относительно работы пока не берусь. Вот встретимся, поговорим, могут возникнуть еще вопросы, которые надо будет обсудить. Тогда и решим. Тем более, что время пока терпит…
…Твоя Инка-кукла.
* * *
18 сентября 1949 года
Инуська! Здравствуй, моя любимая кнопка!
…Сегодня ты сказала мне, что сама не знаешь, когда мы будем вместе.
Я думаю, что когда захотим! А ты скажешь, что мы этого хотим давно. Но ведь мы же ни о чем серьезно еще не договорились, поэтому мои замечания на открытке выражают мое предложение сделать это в твой праздник.
Конечно, до него еще сравнительно долго, да и есть ли смысл дальше так мучить друг друга. Ты вот подумай сама, потом мы сделаем это вместе, и уже потом решим, чтобы знать, что маме ответить. Понятно, кукла?
…Борис.
* * *
24 сентября 1949 года
Инусичка! Здравствуй, моя любимая кнопка!
Сегодня получил твое письмо за 18 сентября, в котором ты напоминаешь мне об одном выражении у Энгельса, которого боишься и не любишь. И ты еще спрашиваешь меня, можешь ли ты надеяться, что я буду лучшим из всех тех, о которых там говорится? Хорошо. Если ты хочешь слышать это от меня, я еще раз скажу тебе утвердительно: да, можешь!
Вот сейчас мы говорили с тобой по телефону, и я чувствую, что ты обижаешься на меня, ты даже считаешь, что имеешь право сомневаться в том, что мы будем вместе тогда, когда захотим. Ведь нам ничто не может помешать сделать это хоть сейчас. Так как же ты можешь думать о том, что может быть поздно, и что ты можешь уехать в СССР?
Кажется, мы вместе согласились, что ты никуда не спешишь, да притом даже и не очень-то смело идешь на этот шаг, в боязни уйти от мамы и остаться одной только со мной и нашей жизнью. Не так ли, Инусенька?
Если же это ты хочешь сделать сейчас, я нисколько не возражаю, и сделаю это всегда так, как будет лучше, и как нужно нам, чтобы выполнить каждому свои обязанности.
Обо всех деталях этого сложного вопроса нужно договориться лично, при встрече. А то ведь мы с тобой ничего не знаем, как и что мы должны сделать, чтобы все было хорошо…
… Я ведь тоже совсем измучился за последнее время, и ты не смотри на мой веселый вид, в нем скрыта лихорадочная боль и сверхчеловеческое напряжение, чтобы сохранить ее незаметной. А ты думаешь, что мне все так просто, легко и хорошо. Не дуйся, кнопка!
Не скучай. Я еще раз повторяю, что я всегда только твой и только тебя всегда любящий – Борисёнок.
25 сентября 1949 года
Инуська! Здравствуй, родная моя!
Сегодня я получил все твои письма. Я и не сомневался, что все они придут ко мне рано или поздно. Если бы ты знала, как я им рад!
…Как мне приятно слышать от тебя, что тебе все понравилось у меня, и что мне не нужно ломать голову, чтобы думать о каких-либо перестановках.
Я рад, что ты все-таки чувствовала мою заботу и заметила, что я все делал, зная, что это нужно нам обоим, и чтобы все это понравилось не только мне, но прежде всего – тебе. Я готов встретить тебя хоть сейчас. Приезжай! Я давно жду тебя и скучаю, когда тебя нет.