– Павел Анатольевич, я тебе рекомендую привлечь к операции Давида Сикейроса и его головорезов. Сикейрос – преданный коммунистической идее человек, ветеран гражданской войны в Испании. Иосиф Виссарионович лично знаком с ним и не раз хорошо отзывался о нём. О друзьях Секейроса, мексиканцах, воевавших под его командованием, я слышал положительные отзывы.
– Лаврентий Павлович, прошу вашего разрешения привлечь к операции Леонида Эйтингона в качестве моего помощника. Вы же знаете, что это идеальная кандидатура для этой должности.
– Товарищ Судоплатов, я поддерживаю ваш выбор. Вы, надеюсь, помните, что сказал Иосиф Виссарионович Вам лично? Повторяю:
"Ваша задача и обязанность найти и подобрать для этой операции людей верных и проверенных. Вы получите любую помощь и поддержку, в которой будете нуждаться. Отчитываться о своей работе будете только перед товарищем Берия и больше ни перед кем. Но помните, что в этой миссии только Вы один несёте основную ответсвенность."
– Да, я помню! – сказал Судоплатов.
– Вот и прекрасно! Прямо сейчас и начинайте! Нельзя терять ни минуты. Времени у Вас очень и очень мало. Идите! – приказал Берия.
Через час Судоплатов позвонил своему старому другу и коллеге Леониду Эйтингону.
– Лёня, доброе утро! Ты мне срочно нужен. Я жду тебя прямо сейчас у себя в кабинете.
Через сорок минут Эйтингон уже сидел на стуле рядом с Судоплатовым.
– Ты представляешь, Павлуша, они за мной "наружку" установили, а телефон на "прослушку" поставили. Но я то сразу всё засёк, только виду не показывал. Иногда, чтобы развлечься, как начну по телефону чушь нести или "топтунов" веду за собой час, второй… У ребят ноги от усталости отваливаюся, а я раз и исчез, – рассказал он Судоплатову и несколько натянуто рассмеялся.
Потом сделав глоток горячего чая, признался:
– Ну честно сказать, ждал, что за мной придут. Каждый день ждал…
– Лёня, я тебя очень хорошо понимаю. Сам недавно через всё это прошёл, – с горечью признался Судоплатов своему другу.
Они были знакомы уже пятнадцать лет. Наум Исаакович Эйтингон был уникальным человеком, владевшим многими иностранными языками. В 1929 году после возвращения из труднейшей командировки в Турцию, где он создал отлично действующую сеть нелегальной разведки, он взял себе оперативный псевдоним Леонид Александрович Наумов. Вскоре все его стали называть Эйтингон Леонид Александрович. До своей следующей командировки в Испанию, где он был заместителем резидента, Эйтингон являлся руководителем секции секретных операций иностранного отдела.
– Лёня, сегодня Берию и меня вызывал Сталин. Он приказал ликвидировать Троцкого, – просто объявил Судоплатов.
– Давно надо было сделать это, – нисколько не удивившись словам своего друга, произнёс Эйтингон.
– Руководителем операции Сталин назначил меня. Берия тебя утвердил моим заместителем. С этой минуты уже никто, ты слышишь меня, Лёня, никто, не будет за тобой следить и прослушивать твой телефон! Никто не придёт к тебе домой рано утром, чтобы арестовать, – заверил Павел Анатольевич.
– Очень хорошо! А то я уже очень устал от безделия, – обрадовался Леонид.
– Я предложил Берии сформировать несколько независимых дуг от друга групп. Одну, в которую будут входить мексиканцы, участники гражданской войны в Испании, возглавит Давид Сикейрос, – сообщил Судоплатов.
– Павел, в прошлом году в Испании я завербовал очень красивую и невероятно умную женщину Каридад Меркадер. Она считала себя анархисткой, но после общения со мной стала коммунисткой и ярой поклоницей политики товарища Сталина. Затем, с её помощью, я завербовал и её сына Рамона. Он тоже – коммунист.
– Отлично! – обрадовался Судоплатов, – этих людей обязательно надо задействовать в операции. Кстати, где он сейчас они находятся?
– Во Франции.
– Совсем хорошо! Там же сейчас находится и большая часть людей группы Сикейроса.
– Павлуша, – задумчиво произнёс Эйтингон, – операции надо же дать наименование. Я предлагаю акцию, по ликвидации злейшего врага Советского Союза Троцкого, назвать операция "Утка".
– Давай назовём "Уткой", – согласился Судоплатов и добавил:
– Надо создать ещё одну группу, резервную. Это дело я поручу Некрасову. У него большой опыт нелегальной работы за рубежом. Он хорошо владеет испанским языком. Как ты думаешь, Лёня?
– Юра Некрасов? Я его очень хорошо знаю! Мы вместе с ним работали в Испании. Грамотный и очень опытный чекист. Справится! – ответил Эйтингон.
– Хорошо. Ты, Лёня, собираешь во Франции и готовишь две группы: Сикейроса и Каридад. Некрасов прибывает со своей туда же, но позже. Ни одна группа не должна знать о существовании других. Все должны быть уверены, что в этой операции они являются единственными. В Мексику будем их отправлять также с территории Франции.
Они попрощались. Едва за Эйтингоном зыкрылась дверь, как Судоплатов стал звонить Некрасову.
Юрий Некрасов уже пятый месяц сидел в Москве. Его никуда не вызывали и ничего не поручали. Вынужденное безделье его уже не только утомляло, но и очень сильно раздражало.
– Можно, конечно, столько времени провести ничего не делая, но только в Париже, Вене или Лондоне. А в Москве? Что здесь можно делать? – сокрушался он.
Некрасов жил с Екатериной, которая официально числилась переводчиким Наркомата иностранных дел, а на самом деле являлась сотрудником иностранного отдела Главного Управления Государственной Безопасности НКВД. Прошедшие двадцать лет её не изменили. Она стала ещё красивее, только в густых волосах цвета вороньего крыла уже появилась лёгкая паутинка седины.
Лиза училась в Московском Государственном Университете. Отношения Некрасова с дочерью своей сожительницы были очень сложными. Елизавета практически не разговаривала с Юрием. Девушка часто делала вид, что не замечает его присутствия. Это иногда приводило Некрасова в бешенство.
Проходили дни. Серые и унылые, похожие друг на друга. Юрий устал от неизвестности и ожидания. Ещё нервную систему выматывало вероятность того, что в любой момент его могут арестовать, как уже произошло со многими его коллегами по Иностранному отделу. Но в то же время интуиция подсказывала Некрасову, что в ближайшее время в Москве с ним ничего плохого не случится. А она его, за двадцать лет работы, ни разу не подвела. Интуицию он именовал не иначе как "оперативное чутьё" и в самых сложных и опасных ситуациях больше полагался на неё, чем на холодный расчёт и логическое мышление.
В последнее время Некрасов всё чаще стал задумываться о своей жизни. В 1920 году, когда он из купеческого сына Рябоконя, "превратился" в сына большевика и убежал на войну, Юрий мечтал стать великим, как Наполеон. Но это были типично юношеские мечты. Его жизнь сложилась так, что Некрасов стал сотрудником советской разведки. Эта работа, точнее сказать стиль жизни, ему очень нравилась. Он часто удивлялся людям, которые долгие годы ходят на одну и ту же работу, живут в той же самой квартире. Это для него было слишком скучно и даже примитивно. Юрий предпочитал жить в европейских столицах, изображая из себя преуспевающего коммерсанта, сорить при этом деньгами, устраивать приёмы для политических деятелей, банкиров и промышленников. Иногда, по приказу своих начальников с Лубянки, ему приходилось менять роскошное жильё на окопы, как это произошло в Испании. Это только приносило особую остроту в жизнь Юрия и давало ему эмоциональную встряску. К деньгам он был абсолютно равнодушен. Некрасову приходилось часто рисковать своей жизнью. Но в этом‑то и заключался для Юрия смысл его существования. Некрасов не делал карьеру, но в тоже время за девятнадцать лет стал майором госбезопасности, что для многих его коллег являлось почти недосягаемой мечтой.