— Мне уже сообщили о происшедшем.
— Вам нужно было уехать вчера. — Тейлор кипел от злости. — Зачем вы остались?
— Довести расследование до конца. Но после сегодняшних событий его результаты, чувствую, никого не заинтересуют. Поверьте, полковник, мне искренне жаль, что так произошло. Тем более я и сам пострадал.
Они вышли на свежий воздух, который после бомбардировки трудно было назвать свежим. Пахло гарью, кровью, смертью.
— Этот налет — результат предательства. — Тейлор повернулся к американцу: — И предатель сидит в вашем штабе.
— В вас говорят злость и ненависть. А также бессилие.
— Какая, к черту, ненависть?! Бросьте, Армстронг. Я на войне не первый день и знаю, что иногда здесь происходят такие вещи, которые и в голову не могут прийти нормальному человеку. Да, бывают случаи, когда в схватку друг с другом вступают свои же части. Только это происходит крайне редко, и виновник быстро выясняется. А здесь другой случай.
— Аргументы.
— Пожалуйста! Мы должны были начать наступление. И центром удара должен был стать второй батальон. Тот самый батальон, на который свалилась ваша авиация. Тот самый батальон, которого теперь нет. Всё! Наступление обречено. Как вам такой аргумент?
Армстронг поморщился. Рукав его кителя почернел от крови.
Вгляд Тейлора немного смягчился:
— Вас отвратительно перевязали.
— Спешка. Слишком много раненых.
— Давайте вернемся на санитарный пункт.
— Позже. У ваших ребят сейчас и так работы по горло. Только помогите перетянуть руку. Нужно остановить кровотечение. — Тейлор помог полковнику наложить жгут. — А теперь, прежде чем ответить на ваш вопрос, я хочу вернуться к тому, на чем мы остановились в конце нашего прошлого разговора. Вы были правы: наше руководство ждет предложений с немецкой стороны. Но не от Гитлера или его приспешников. Никто с убийцами вести переговоры не станет. А вот с представителями вермахта или бизнеса — станут. И, поверьте, ваше руководство ждет предложений с противоположной стороны точно так же, как и Эйк. Все хотят, чтобы эта война закончилась и как можно скорее. Но бомбардировка здесь абсолютно ни при чем. Скорее всего это факт не измены или шпионажа. Самолеты летели по приказу с земли. Выяснить, кто составлял схему полета, не составит особого труда. А предатель, если он есть, не самоубийца. Обратите внимание: летчики отбомбились на ту территорию, которую вчера утром занимали немцы. Вывод: халатность. Штабисты просто не удосужились доложить, что вы продвинулись вглубь фронта на полтора километра. За халатное выполнение своих обязанностей кто-то, естественно, понесет наказание. Чем, впрочем, погибших в строй не вернешь.
— И с кем бы ваше руководство предпочло встретиться? — поинтересовался Тейлор.
— Не знаю, — пожал здоровым плечом американец. — Но думаю, что скорее всего с Роммелем. Мы с ним уже пытались договориться. В Африке.
— Но он тяжело ранен.
— Да. И все-таки, как мне передали друзья, Эйзенхауэр всем другим немецким генералам предпочитает именно его. Считает, что общаться нужно с чистыми, не запятнавшими себя преступлениями военными. Такими, как Роммель. Не знаю, может, он и прав. По крайней мере меня радует тот факт, что с Гиммлером и его людьми никто из наших вести переговоры не станет.
— Что ж, дай бог, чтоб так оно и случилось. А что, кстати, вы теперь будете делать?
— Во-первых, сдержу слово, данное вам. А после буду наблюдать за событиями. И, по мере сил, корректировать их.
— Мы песчинки в океане жизни… — процитировал любимого поэта Тейлор.
— …Обтекаемые волнами страстей. — Армстронг улыбнулся: — Если уж начали цитировать Йенсена, то не обрывайте себя на полуфразе.
Тейлор протянул руку:
— Надеюсь, еще встретимся.
— Обязательно. И к тому же скоро. Мне почему-то так кажется.
— Но сначала, — Тейлор кивнул в сторону медпункта, — сделайте перевязку.
— Хорошо. А вы ждите от меня сообщений.
* * *
Отель «Эксельсиор» Канарис выбрал не случайно. Когда-то в этом заведении он провел со своей молодой женой упоительные две недели. И ему захотелось хоть на чуть-чуть вновь окунуться в этот мир. Мир прошлого.
Шелленбергом тоже овладели воспоминания, когда он поднимался по мраморным ступенькам на второй этаж. Воспоминания о недавней встрече в стенах этого фешенебельного берлинского заведения со Штольцем. «Интересно, — думал Шелленберг, переходя с первого на второй лестничный пролет, — где сейчас Карл? Молчит. Может, погиб в ночной мясорубке? Если так, то жаль. Очень жаль. Хотя…»
— Господин адмирал, мы пришли. — Шелленберг толкнул дверь, первым вошел внутрь номера и окинул его придирчивым взглядом. — У нас всего один час, а обсудить нужно многое.
— Тогда не будем терять время. Давайте присядем, — Канарис кивнул на кресла у окна, — сделаем заказ. Только сначала ответьте на мой вопрос: почему вы не захотели разговаривать со мной в своем особняке?
— Дилетантский вопрос. Не находите?
— И все-таки?
— Ситуация поменялась. И я не хочу, чтобы кто-то, — указательный палец бригаденфюрера устремился в потолок, — услышав нашу беседу, сделал нежелательные для меня выводы. — Он достал сигарету, закурил. — Итак, адмирал, вас, конечно же, интересует, на кого я в данный момент работаю. Постараюсь ответить настолько подробно, насколько посчитаю нужным. Гиммлер за последние сутки многое потерял. Точнее, потерял всё. Благодаря собственной неуверенности. Я бы даже сказал, трусости, — молодой генерал поморщился. — Сосредоточить в своих руках такую огромную власть, владеть Практически всей информацией рейха и… так безграмотно всем этим распорядиться… Нонсенс! Признаться, я от него такого не ожидал. Словом, Гиммлер сегодня уже не та фигура, каковой был несколько дней назад. И вы, адмирал, об этом прекрасно осведомлены. Мне же тонуть вместе с ним не с руки.
— Я бы так не сказал, — вставил реплику Канарис. — Ваш рейхсфюрер все еще на плаву.
— Надолго ли? — Шелленберг отметил, что старик произнес: «ваш рейхсфюрер». «Он себя отмежевал от нас, — догадался разведчик. — Не рановато ли?»
Адмирал всплеснул руками:
— Откуда ж мне знать?
— Вот то-то и оно. А потому из данной ситуации я собираюсь выкачать все/что возможно. Любыми способами и средствами. Не останавливаясь ни перед чем. И используя все, что возможно. В том числе и вас.
— Продолжайте.
Шелленберг придвинул кресло ближе к собеседнику:
— Я предлагаю вам начать совместные действия.
— То есть?
— Возобновить ваш контакт с Ватиканом. Но, официально представляясь от имени рейхсфюрера, на самом деле вести переговоры от моего имени.