«Неужели, — Гизевиус нервно сжал пальцы рук, — Батлер скончался? Да, наверное, так оно и есть. Они, видно, и жизнь-то мне до сих пор сохранили только потому, что он мертв. И теперь они будут искать контакты с победителями, то есть с нами. И я — первое связующее звено».
— Вас удивило мое шутливое замечание в адрес покойного Гейдриха. — Мюллер не спрашивал. Он констатировал факт. — И вы тут же решили: фюрер мертв, и папаша-Мюллер начнет сейчас искать со мной контакт. Я прав?
«Сволочь. — Гизевиус готов был расплакаться. — Господи, какая же он сволочь! Будь проклят его педантизм, помноженный на опыт».
— Да. Вы правы.
Мюллер остановил себя. Зачем говорить что-то еще? Лучше понаблюдать, как этот эмбрион начнет сейчас разворачиваться. Постепенно, по мере осмысления тех слов, которые только что достигли его ушей. Вот, началось… Руки уже почти перестали дрожать. Голова понемногу поднимается. Выше. Еще выше. Ну, смелее!..
— То есть… — По щеке заключенного скатилась слеза.
«Вот дерьмо. — Мюллер поморщился. — Все дипломаты, как бабы».
— Нет, господин заговорщик. Вы ошиблись. Фюрер жив. Вашему Штауффенбергу не повезло. Хотя он в очень тяжелом состоянии. И, вполне возможно, умрет.
«Значит, все-таки получилось. — Теперь Гизевиус готов был рассмеяться от радости, несмотря на присутствие Мюллера. — Когда Гитлер умрет, все будет по-другому…»
Но по-другому быть уже не могло.
Мюллер навис над Гизевиусом:
— Ты помнишь, что написал мне четыре дня назад? — «Валет» даже не обратил внимания, что Мюллер стал обращаться к нему на «ты». — Три исписанных мелким, еле разборчивым, но так хорошо узнаваемым почерком, листа. Они лежат не здесь. В этом кабинете им делать нечего. Ты понял, о чем я говорю?
— Но ведь Гитлер…
— А что это меняет? Даже если он умрет? — Мюллер обвел рукой кабинет. — Ты, идиот, посмотри вокруг себя! Кто просто так отдаст власть? Неужели вы, ты и те, кто с тобой, еще не поняли, что были всего лишь куклами в чужой игре? А впрочем… — Мюллер рванул галстук на шее. — Ты же не жил в Берлине последние несколько месяцев. Тебя не бомбили русские вместе с англичанами. Ты не стоял в очередях за маргарином, хлебом и водой. Твоя дочь не пряталась по подвалам, когда с неба падали фугасы». Ты в это время жрал от пуза. Спал на перинах с дешевыми проститутками, Потому что мы обеспечили тебе, вонючему дипломату, жирное существование в Берне. — Мюллер двумя пальцами приподнял подбородок Гизевиуса: — И ты думаешь, что мы» перенесшие все это, отдадим тебе и таким, как ты, власть? Глупец. Мы и сами хотели, чтобы Гитлер отдал Богу душу. Фортуна отвернулась от Гитлера, он стал неудачником. Начиная со Сталинграда. А может, и раньше. А неудачник не имеет права на управление государством. Так мы решили. Не вы, а мы. Вы же просто выполнили наше решение. Кстати, практически все ваши люди арестованы. И будут казнены. Смерть Штауффенберга ты, наверное, видел из окна штаба резервистов. Кстати, хотели поставить там к стенке и тебя, да сразу не нашли. А ты, как ни странно, не только остался жив, но и смог выбраться оттуда. Правда, далеко уйти не успел. И теперь твоя жизнь зависит от меня.
— Что вы хотите? — «Валет» понял, точнее, почувствовал, что ета уже поставили к стенке, как и Штауффенберга. Просто пока еще не расстреляли, а всего лишь плотно прижали.
— Вот это правильно. Со мной всегда нужно вести себя правильно. — Мюллер взял пачку сигарет, покрутил в руках, отбросил в сторону. — Плохой табак. Господин дипломат, мне нужен Даллес.
«Так, началось…»
— Он не пойдет на встречу с вами. — Тянуть. Выторговывать для себя выгодные условия. Нечто подобное он и предполагал. Но если отдаст Мюллеру Даллеса, то сам окажется вне юры.
— Пойдет, — уверенно заявил Мюллер. — Когда ты ему сообщишь о некоем Лансинге, бывшем госсекретаре президента Вильсона, он непременно пойдет на переговоры со мной.
Гизевиус предпринял слабую попытку сопротивления:
— Это шантаж.
— А крючья в мясном ряду забыл? Двадцать крючьев в каждом ряду. Еще аргументы нужны? Нет? Вот и замечательно. Кстати, ты совсем не отреагировал на мою фразу «когда ты ему сообщишь». А ведь эта фраза продлевает тебе жизнь. А может, и вовсе сохранит. Долгую и счастливую. А ты, глупец, думаешь о каком-то шантаже.
Фу…
Гизевиус бессильно опустил голову: вот теперь его действительно поймали в капкан. И никаких торгов.
Некто Лансинг являлся родным дядей братьев Даллесов. Старый аристократ пользовался довольно скверной репутацией в Штатах. Англофил. Любитель денег и роскошной жизни. К тому же взяточник. Причем предпочитал крупные объемы взяток. И не испытывал при этом никакой брезгливости. А уж о том, сколь подобострастно преклоняется он перед королевским троном, слагались целые легенды. Пусть и в виде сплетен. В Штатах о Лансинге преимущественно молчали. Тот же, кто пытался поднять голос против братьев Даллесов, заканчивал свой жизненный путь несколько быстрее, нежели ему отводил при рождении Всевышний. И второй момент. Имелись подозрения, что «сиамские близнецы» работают не только на ведомство Донноваиа, но и на британское правительство. Опять же за «барыши». И благодаря все тому же вездесущему дяде.
Гизевиус владел только частью информации. Но и ее было достаточно для шантажа. А Мюллер, судя по всему, пользуется более обширным материалом. Стоимость которого наверняка исчисляется человеческими жизнями. Итак, что может произойти, если он придет к Даллесу и передаст слова Мюллера? Первое: тот его ликвидирует. А вслед за ним ликвидирует и Мюллера. По крайней мере он на месте Даллеса поступил бы именно так. Второе: Даллес сохранит ему жизнь. Но новую партию начнет уже с шефом гестапо. Партию, в которой ему, Гизевиусу, суждено стать в лучшем случае фигурой второго плана. Правда, живой фигурой…
— Мне нужно подумать.
— Две минуты.
Мюллер знал, что ответит Гизевиус. Собственно, сам дипломат ему был не нужен. Нужно было время. Время. Только время диктовало свои условия. Шеф гестапо мог и сам наладить связь с американцами. Но не сразу. Даллес на абы какой контакт не пойдет. А в варианте с Гизевиусом можно было выиграть фору во времени. Чтобы успеть первым выбить свои дивиденды в будущем распределении мира. И братья раскошелятся. Ой как раскошелятся… Никуда не денутся.
— Думай. — Мюллер кивнул на часы. — Две минуты.
* * *
Радист отстегнул ремни, спустился с кресла и просунулся к Бауру:
— Господин генерал, радиограмма. Лично вам!
Пилот стянул с головы шлемофон:
— Читай.
— <По прочтении уничтожить. Совершить срочную посадку в Аугсбурге. Для пассажира придумать официальную версию посадки. Оставаться на аэродроме Мессершмидта до 06:00 утра. Потом вылететь в Берлин. Пассажир не должен знать об истинных причинах посадки. Выполнение приказа обсуждению не подлежит. Геринг».