— Но они не имели права молчать о его смерти! — Настроение Гиммлера улучшалось с каждой секундой.
Керстену же, напротив, захотелось присесть, но вокруг простирался лишь голый бетон.
— Цивилизованная Европа вас не поймет, — доктор произнес эти слова вполголоса, но рейхсфюрер их прекрасно расслышал.
— Хм, цивилизованная Европа… А что есть Европа как не Германия во всем ее историческом развитии? Даже Священная Римская империя создавалась лишь для того, чтобы дать толчок развитию немецкой нации! Великая Германия — самый крепкий элемент в союзе европейских государств, доктор. И только она, наша старушка Германия способна вести всех европейцев за собой. Всю вашу так называемую «цивилизованную Европу». Точнее, способна стать сюзереном всех европейских государств.
— Простите, господин рейхсфюрер, — Керстен почувствовал вдруг приступ тошноты, — но я вас не очень понимаю…
Однако Гиммлер не замечал состояния доктора. Дало о себе знать резкое расслабление после затяжного нервного напряжения.
В Аугсбурге его, как выяснилось, никто с арестом не ждал. В Берлине, судя по всему, обстановка под контролем. А выговориться хочется. Так почему бы не оседлать любимого конька, пусть даже и перед таким ничтожеством, как доктор?
— Я веду к тому, что если б не была открыта Америка, то Германия и до сих пор оставалась бы главенствующим центром Европы. Рост колоний изменил ситуацию. Только он и ничего более. Ведь что такое Британия? Остров. Даже нет — островок. Причем не входящий в состав Европы. Но — жиреющий благодаря колониальным захватам. А Европа при этом должна выживать собственными усилиями, еле сводя концы с концами. Мы не согласны с этим. Германия — могущественнейшее государство! Вы в этом сами смогли убедиться. И мы не собираемся создавать колонии, как это сделала Англия. Мы хотим объединить Европу. Соединить ее части в одно целое. Возможно, в чем-то придется действовать силой. Однако альтернативы у нас нет. В противном случае Европа станет либо добычей России, либо Соединенных Штатов. Так что, доктор, мы не порабощаем, а защищаем вашу так называемую «цивилизованную Европу» от варваров, проливаем кровь ради безопасности Запада.
— И делаете это нецивилизованными методами.
— Победителей не судят.
— Сначала нужно стать победителем. — Керстен тотчас и сам испугался своих слов.
Но Гиммлер весело рассмеялся:
— Не волнуйтесь, доктор. Мы победим. Штурмбаннфюрер, так что у нас там с двигателем? Скоро ли вылетим?
* * *
Когда машины Фолькерсама прибыли к зданию министерства пропаганды, работы для солдат практически не осталось: мятежников уже взяли в кольцо бойцы геринговской дивизии люфтваффе. Тех же мятежников, которые пытались оказать хотя бы малейшее сопротивление, расстреливали на месте. Пленные, под строжайшим надзором, освобождались от оружия, поясов, ремней. С них тут же срывали погоны, ордена, связывали за спиной руки и заталкивали в автофургоны.
— Русский, — поманил Фолькерсам Куркова взмахом руки, — займи позицию возле входных дверей. Заметишь что-нибудь подозрительное — стреляй без предупреждения.
Сергей перекинул автомат в правую руку. Левой достал сигареты. Табак, конечно, так себе. Эх, махорочки старшины Лузгина бы сейчас! Вот то табачок был…
Курков прислонился к двери, затянулся чужим легким дымом. Ну до чего ж они аккуратно всё делают! Даже когда связывают руки арестованным, движения какие-то чересчур размеренные, неестественные. А те, зная, что их везут на смерть, сами подставляют ладони. Курков сплюнул: да он бы уже раза три сбежал, а эти… И они еще надеются выиграть войну? Тьфу!..
Люди в военной форме сновали туда и обратно. Отдавались разного рода распоряжения. Мелькали знакомые лица.
Скорцени появился неожиданно. Он внимательно посмотрел на Куркова, усмехнулся и, не сказав ни слова, прошел внутрь здания.
Вскоре к центральному входу подкатили три грузовика. Солдаты принялись закидывать в них тела убитых. Те же, что принимали наверху, старались разложить трупы так, чтобы в кузов их влезло как можно больше. Все работали молча и сосредоточенно.
Скорцени снова появился на выходе.
— Господин Курков, поедете с ними, — он указал рукой на автомобили с покойниками.
Курков закинул автомат за спину и направился к ближайшей машине. В кабине места не оказалось. Пришлось забраться в кузов.
Трупы лежали плотно, в три ряда, и были прикрыты грязным брезентом.
Сергей хотел было освободить себе место в углу, но его остановил голос незнакомого ефрейтора, который запрыгнул в кузов вслед за ним:
— Не стоит. Кладбище недалеко. Потерпи. — И сел прямо на брезент.
Курков садиться не стал. Все-таки освободил немного места для ног и вцепился в край борта машины.
— Брезгуешь? — Ефрейтор рассмеялся, достал портсигар, закурил. — Или боишься?
— Чего их бояться? Покойники, они и есть покойники. Навидался на фронте.
— Воевал? — немец с уважением посмотрел на солдата. — А мне вот не довелось. По болезни, — пояснил он. — Лёгкие. А вот с покойниками каждый день общаюсь, привык.
— Похоронная команда? — догадался Курков.
— Точно. Кому-то ведь нужно и этим заниматься, — философски заметил ефрейтор.
Он продолжал еще о чем-то рассказывать, но Курков его уже не слушал: то ли брезгливость, то ли презрение — он и сам не мог разобраться, какое именно из этих чувств, — охватило его. Если он еще мог как-то понять, почему фашисты столь варварски ведут себя на его земле, с его соплеменниками, то их отношение к своим же людям, к тем, что сейчас лежат под ногами, оправдать было невозможно. Что происходит? Почему? Еще вчера эти солдаты и офицеры мирно общались, при встречах вежливо приветствовали друг друга, а сегодня вот так легко, без всяких угрызений совести стали лишать друг друга жизни? И теперь некоторых из них везут к месту безымянного захоронения… А в том, что оно будет безымянным, Курков не сомневался.
— Меня зовут Пауль! — прокричал разговорчивый ефрейтор. — А тебя? Кстати, солдат, у тебя странное произношение. Если бы я не видел, что тебя направил к нам в помощь сам Большой Отто, то давно бы доложил куда следует.
— Я из Прибалтики, — соврал Курков. Зачем, и сам не знал.
— Теперь попятно. Но я ваших эрзац-немцев не признаю. Вы не поднимали рейх с колен, как это делали мы. Не сидели по тюрьмам. Не дрались с полицией. Вы пришли на все готовое. Помню, как ваш брат приезжал из Прибалтики поездами. С чемоданами, тюками. Сытые, довольные. Я тогда одному вашему в морду дал.
— За что? — Курков спросил просто так, для поддержания беседы. Нога никак не могла найти себе место. Под подошвой сапога ощущалась мягкая, еще не успевшая окоченеть плоть.
— А ты бы видел его рожу! Сам бы захотел по ней съездить. Здоровая, упитанная. Ухмыляющаяся. Да что ты, словно барышня, мнешься? Оттолкни его в сторону!