– Лучше? – ласково спросила Наташа.
Вика в знак согласия кивнула головой. Подруги сидели друг напротив друга. Вика смотрела на Наташу и слабо улыбалась. Ей казалось, что перед ней сидит не человек, а ангел во плоти.
– Я так рада тебя видеть. Ты даже не представляешь! – тихо проговорила Вика.
Наташа заулыбалась и опустила глаза.
– Я пришла к тебе, как только смогла.
– Уже в который раз ты появляешься именно тогда, когда мне это больше всего нужно! И как тебе это удается? – с легкой долей иронии спросила Вика.
– Мы ведь подруги, как же иначе, – ответила Наташа и провела своей рукой по Викиным волосам. – Ну, что там у тебя случилось? Рассказывай, – улыбнулась Наташа.
– Теперь это не имеет никакого значения, – тихо ответила Вика.
– Вот и правильно. А давай-ка мы лучше с тобой пойдем гулять! На улице столько снега намело! – весело предложила Наташа. В этот момент у рыжей так задорно заблестели глаза, что Вика тоже воодушевилась.
Девушки вышли во двор. На улице лежал тонкий снежный покров.
– А куда мы пойдем? – робко спросила Вика.
– А куда только душа пожелает, – весело ответила Наташа и просто пошла вперед.
Повеселевшие подруги больше часа бесцельно гуляли по ближайшим улицам, бесстрашно заглядывая во всякие закоулки и дворы.
– Видишь вон тот дом? – вдруг спросила Наташа, указывая на серое многоэтажное здание.
– Ага, и что там?
– В этом доме живет один художник. Два года назад у него умерла жена, она тяжело болела. Он так сильно ее любил, что до сих пор каждый день рисует картины, где обязательно присутствует ее образ. А она в это время стоит незримо рядом и наблюдает с улыбкой. Например, сегодня он нарисовал лес, где изобразил свою жену в образе косули.
– Правда? А ты откуда знаешь? – удивилась Вика, вглядываясь в окна дома, словно пытаясь отыскать окно этого художника.
– Просто знаю.
– Ты решила меня разыграть, – вдруг осознала Вика и недоверчиво улыбнулась.
– Можешь считать, что у меня открылся дар после аварии, – ответила Наташа и, широко раскрыв глаза, стала таинственно водить руками перед подругой. Смекнув, что рыжая шутит, Вика прыснула от смеха.
– А я ведь тебе почти поверила! Идем скорее дальше, а то у меня уже мурашки побежали по спине от твоего рассказа! – С этими словами Вика потянула подругу за рукав.
Вскоре в окне третьего этажа слегка отдернулась занавеска и появился молодой мужчина с кистью в руках. Никого не увидев, он вернулся к своему холсту. Художник как раз заканчивал сюжет с лесом и косулей, у которой были пронзительные, почти человеческие глаза. Глядя на свое творение, мужчина улыбнулся. И его жена тоже…
Погуляв еще полчаса, девушки зашли в небольшое кафе.
– Я бы не прочь попить чего-нибудь горяченького, – сказала Вика, потирая слегка замерзшие руки. – Так, посмотрим, что там у меня… – Вика пошарила в карманах своей куртки. – А, вот нашла – пятьсот рублей! – торжественно провозгласила она, вынимая купюру. – Думаю, на две чашки горячего кофе, чая или шоколада должно хватить. Ведь, помнится, в последний раз ты меня угощала. Теперь моя очередь, – без задней мысли сказала Вика.
Услышав последнюю фразу, Наташа поменялась в лице. Застыв на месте, она стала грустной.
Но Вика этого не заметила. Она направилась к стойке бара, чтобы сделать заказ.
Вернувшись, Виктория застала подругу за столиком у окна. Сняв свое пальто песочного цвета, Наташа сидела в белом трикотажном платье с длинными рукавами, выгодно обтягивающем изгибы ее тела. Сложив руки на столе, она смотрела в окно. Застыв на мгновение, Вика залюбовалась этой безмятежной картиной.
– Знаешь, ты сейчас так загадочно выглядишь, что с тебя смело можно писать портрет! – восторженно произнесла она, приблизившись к столик у.
Отвлекшись от своих дум, Наташа повернулась к Вике.
– Жизнь так прекрасна… – произнесла она задумчиво.
Вика слегка нахмурилась.
– Наверное… У кого-то…
– Нет-нет! Ты не понимаешь: каждый день – дар Божий! Ты только посмотри на это чудесное солнце, на это прекрасное небо, на этот сказочный снег! Люди могут обладать этими дарами каждый день! Но не каждый способен это ценить… – грустно констатировала Наташа.
Вика присела рядом и попыталась сквозь стекло рассмотреть все перечисленные дары… Но, к ее великому сожалению, ничего, кроме жижи и слякоти на грязном асфальте, хмурых людей, снующих туда-сюда, и голодных бродячих собак, она не увидела.
Не желая портить позитивный настрой, Вика не стала озвучивать свои истинные мысли.
– Знаешь, у меня сейчас проблемы в личной жизни… – неожиданно проронила блондинка, отводя в сторону глаза.
Наташа, оторвавшись от своих глубоких размышлений и сделавшись серьезной, вся обернулась в слух.
– Похоже, выйдя замуж за Игоря, я сделала ошибку.
В этот момент Вика приготовилась к тому, что Наташа торжественно произнесет свое коронное: «Я же тебе говорила!» Но вместо этого подруга спросила:
– Почему ты так считаешь?
Услышав это, Вика чуть рот не открыла от удивления. Ведь именно Наташа всегда ей говорила, что брак с Игорем – это роковая ошибка. А сейчас подруга задает ей этот странный вопрос, как будто есть варианты ответа.
– Ну, мы и раньше были далеки друг от друга, а теперь между нами и вовсе непроглядная пропасть… – немного смутившись, ответила блондинка, словно Наташа была не в курсе их семейной жизни.
– Твой Игорь – глубоко несчастный человек, – тихо ответила Наташа, повернувшись к окну.
От подобных слов у Виктории округлились глаза.
– Игорь – несчастный?!
– Да, именно так, – подтвердила Наташа с грустной улыбкой.
В этот момент у Вики на лице отобразился немой вопрос: «А как же тогда я?»
Наташа сумела распознать мысли подруги.
– Знаешь, у Игоря никогда не было того, что есть, например, у тебя, а именно – жажда. Жажда любви, жажда жизни, жажда быть счастливой.
Вика все еще не могла понять то, о чем пыталась ей поведать подруга. Вскоре им принесли заказ: две чашечки горячего шоколада и две булочки с повидлом и глазурью.
Недолго думая, Наташа отхлебнула из чашки и откусила кусочек булки.
– М-м-м! Вкуснотища!
Вика не спешила притронуться к еде. Все еще думая над словами подруги, она сидела, нахмурившись.
– Я что-то не пойму, давно ты стала симпатизировать Игорю?
Наташа, продолжая с наслаждением поедать, замотала головой:
– Я ему не симпатизирую, а глубоко сочувствую.