– Ужас, что это? – спрашивает Мэгги.
– Видимо, то, что нам предстоит сегодня вечером. – Джорджия замолкает. – С музыкой и оркестром.
Мэгги наливает немного густого напитка в стопку, выпивает, наливает еще немного и снова выпивает.
– Вот так-то, – восклицает Джорджия и хлопает.
Горло Мэгги горит, на глаза наворачиваются слезы.
– Крепкий.
– Хватит, я завидую.
Мэгги смотрит на пустую стопку. Когда она искала для Нейта абсент, один из продавцов сказал, что напиток запрещен из-за сильного эффекта. Интересно, когда он наступает? В любом случае Мэгги уже чувствует себя немного не в себе, хорошо бы списать это на алкоголь. Мэгги сегодня еще ничего не ела, только попкорн. Она очень голодная, и ей хочется имбирных блинчиков. Мэгги усердно пытается захотеть чего-то другого, зная, что это желание ни к чему хорошему не приводит. В детстве, когда ее тошнило или она чувствовала приближение беды, ей всегда ужасно хотелось блинчиков, что служило предупреждением об опасности. Мэгги кажется, что это связано с последними воспоминаниями о матери: обе сидели на кровати Мэгги ранним субботним утром, ели имбирные блинчики и пили несладкий холодный чай. Слушали радио. Эти воспоминания до сих пор всплывают в памяти каждый раз, когда она ест блинчики. Не просто воспоминания. А переживания, настолько реальные, словно все происходит наяву.
– Можно спросить кое-что личное? – говорит Джорджия.
Мэгги поворачивается и садится напротив.
– Конечно.
Джорджия смотрит на Мэгги, а потом снова на потолок.
– У меня будет малышка. Я вчера узнала.
– Боже мой, Джорджия, – Мэгги касается ее руки, – как здорово!
Джорджия кивает.
– Я сказала только тебе. – Она замолкает и гладит себя по животу. – Знаешь только ты, даже Дэнис не знает.
Тогда Мэгги вспоминает о вопросе Джорджии.
– Что ты хотела спросить?
– Мне нужно ему рассказать?
– Почему нет?
– Дэнис очень хотел мальчика. Мне все равно, главное, чтобы ребенок был здоров, но Дэнису важно, я специально узнавала, чтобы сделать ему сюрприз, если родится мальчик. Теперь я знаю, что будет девочка, и волнуюсь.
– Из-за чего?
– Вдруг он не обрадуется? Вдруг он так расстроится, что не сможет этого скрыть?
Мэгги смотрит на Джорджию, гадая, как ее успокоить.
– Уверена, Дэнис разволнуется. Когда ребенок появится на свет, ему нужна будет только его девочка.
– Откуда ты знаешь?
– Думаю, так это и происходит.
Джорджия в нерешительности улыбается.
– В кино? – спрашивает она.
– И по телевизору, – добавляет Мэгги.
Джорджия еще шире улыбается, ее лицо светится, раздается громкая вибрация, и она достает из кармана джинсов телефон. Мэгги видно, как на экране телефона загорается «Дэнис». Джорджия перекидывает ногу через кровать и садится, чтобы ответить на звонок.
– Привет, детка, – говорит она. – Ты где? Пожалуйста, скажи, что ты в аэропорту и садишься на самолет.
По выражению лица Джорджии, с которого исчезает улыбка, становится ясно, что Дэнис где угодно, но не в аэропорту и на самолет не садится.
Джорджия поднимается, и Мэгги кажется, что она собирается выйти из комнаты, но Джорджия идет в туалет и закрывает за собой дверь. Мэгги смотрит на стопку в руке и пытается не слушать Джорджию, которая говорит все громче и громче.
Неожиданно дверь открывается, Джорджия стоит в проеме, телефона в руках у нее уже нет.
– Не хочу об этом говорить, – произносит она.
Мэгги кивает.
– Хорошо.
Джорджия рассержена, и на секунду Мэгги кажется, что Джорджия возьмет бутылку абсента и выпьет все до дна. Но она этого не делает. Джорджия лишь очень близко подходит к Мэгги.
– Давай уйдем отсюда, – говорит она.
– Куда?
– Тебе там понравится.
Мэгги меньше всего хочется куда-то идти, даже если ей там понравится. Ей хотелось, чтобы подействовал алкоголь и она почувствовала себя уставшей. Ей хочется спать. Но от мысли, что они куда-то пойдут, Джорджия воспряла духом, поэтому Мэгги не хочет ее разочаровывать.
Она глубоко вздыхает:
– Можно взять с собой абсент?
– Думаю, мы потеснимся.
Мэгги поднимается и почти не обращает внимания на легкое головокружение.
– Тогда пойдем, – говорит она.
Гвин моет посуду; в кухню заходит Томас с доской для серфинга, в мокром гидрокостюме. Гвин не удивлена. У Томаса вошло в привычку почти каждый день после работы бегать по берегу океана и, если есть возможность, оседлать волну. Иногда он ездит на велосипеде, несмотря на дождь или снег: ему все равно, главное – выйти на улицу и что-то делать. Только через несколько лет брака Гвин поняла, что с Томасом невозможно разговаривать о серьезных вещах – да и вообще о чем-либо – до того, пока он в одиночестве не погуляет на улице и не выйдет из состояния стресса. После прогулки у него всегда улучшалось настроение, взгляд становился открытым и он был готов слушать. После работы Томаса дома могли ждать лучшие новости в мире, но он и слышать не хотел о них и не разговаривал с Гвин, пока не погуляет. Томас открывает духовку, смотрит на торт, по воздуху разносится аромат масла.
– Ты готовишь красный торт?
Гвин брызгает на него водой.
– Закрой. Плохой знак.
– С чего ты взяла?
– Знаешь, что видеть невесту перед свадьбой в платье – плохой знак?
– Такой же плохой знак, как увидеть красный торт перед празднованием развода?
– Точно.
Он улыбается и делает, что ему говорят, – плотно закрывает духовку.
– Поверю на слово.
Гвин делает напор воды сильнее, когда он прислоняет серф к стене, открывает холодильник и ищет бутылку зеленого чая. Гвин знает, чего хочется мужу, и говорит:
– Вторая полка.
Он наклоняется, чтобы взять чай.
– Думаю, дети смирились с нашим планом на сегодня, – говорит он. – Мы же догадывались, что они не будут рады размаху события, но, кажется, сейчас все в порядке.
Да? Ты так думаешь?
Гвин казалось, что Томас будет на нее злиться за пассивно-агрессивный настрой во время разговора с детьми, она не была на высоте, как обещала, и не проявила должной мягкости. Но сейчас он, кажется, совсем не злится – и Гвин от этого даже хуже. Похоже, это просто еще один знак, что он ее больше не замечает.