– Просто тебе кажется, что мы такие же, как вы с папой, – говорит Джорджия. – Но это не так.
– О чем ты?
Джорджия замолкает.
– Ты думаешь, я люблю его больше.
Гвин не может посмотреть Джорджии в глаза, так как увидит, как они горят. Грустно. Больно. Может, она обиделась, но думает лишь о том, как избежать таких ситуаций? Как вытащить дочь из депрессии? Если она уже переживала такие грустные моменты, то матери хочется их вернуть, все вернуть и взваливать эту ношу на себя. Принимать другие решения, быть храбрее, предпринять какие-то действия, чтобы дочь понимала, что достойна самого лучшего, и не пыталась от этого отказаться.
Гвин убирает мокрые волосы с шеи и ждет пару минут, чтобы снова заговорить, ждет в надежде, что небольшая передышка поможет Джорджии услышать маму, поможет Гвин услышать саму себя. Но понятия не имеет, что сказать. Какие слова ободрят дочь? Она никого не напугает, произнеся их вслух?
– Ты знаешь, что была зачата на концерте Пита Сигера?
Джорджию передергивает.
– Мм, нет. И желательно, чтобы я такого больше не слышала.
– Почему я тебе никогда не говорила?
– Я не спрашивала.
– Ну да. Вечер так хорошо начинался. Мы поехали его послушать на север штата Нью-Йорк. Не помню названия, но где-то рядом с Бикон, в штате Нью-Йорк. Ночь выдалась чудесной. Звездное небо, красота. Только мы с твоим отцом начали из-за чего-то ругаться. Мелочь какая-то, но я побежала к машине вся в слезах. Я тогда еще очень боялась, что из-за ссор мы можем расстаться, и, когда он подошел к машине, я на него, можно сказать, набросилась.
– О, боже! – Джорджия закрывает руками уши. – Чем я заслужила все эти признания? Зачем ты это рассказываешь?
Гвин усаживает дочь на кровать, собираясь возобновить возню с застежкой.
– Просто, – говорит Гвин, – мои родители никогда мне ничего не рассказывали. Все держалось в секрете, в тайне. И я вечно напоминала себе о собственном обещании: когда у меня будет своя семья, все будет по-другому. Я хотела вам все рассказывать. Даже мелочи, как историю про концерт. Потому что это помогает узнать о себе что-то новое. Ведь, может, именно поэтому ты так любишь музыку.
– Маловероятно.
– И все же. Думаю, у меня не вышло быть открытой?
Она разворачивает Джорджию боком, медленно высвобождая «молнию».
– Если бы у меня получилось, вы с Нейтом были бы более открытыми. Думаю, когда вы вернетесь домой, все прояснится. Если так и есть, вы в безопасности. Если нет, столкнетесь с проблемами.
– Ты правда так думаешь?
Гвин смотрит на дочь и пытается заглянуть ей в глаза.
– Я думаю, что нет черной и белой полос. И чем скорее мы перестанем бояться того, как все должно случиться, тем счастливее будем.
Джорджия улыбается Гвин и кладет ей руку на голову.
– Вау.
– Что?
– Ты как буддистка, мама.
– Не надо. – Гвин качает головой и отводит взгляд.
– Нет, серьезно, – продолжает Джорджия и улыбается еще шире. – Папа поразится. Ты теперь понимаешь в буддизме больше, чем он. Может, на наших глазах произойдет двойное обращение. Разве не грандиозно? Тогда у вас уже и нет причин разводиться, дорогие мои.
– Ладно, хватит, – говорит Гвин. – Помоги мне.
Джорджия втягивает живот, насколько это возможно при беременности, пытается стоять ровно-ровно. И наконец у Гвин получается. Она тянет, потом еще раз – и застегивает «молнию».
– Получилось.
Джорджия стягивает платье, чтобы оно потуже сидело на бедрах, и идет посмотреться в зеркало, оценить, как она выглядит в застегнутом платье.
– Неплохо? – спрашивает Гвин.
– Неплохо.
И тут заходит Томас.
Он в костюме; не при галстуке, но в костюме. Он смотрит то на Гвин, то на Джорджию.
– Ой, простите, – говорит он. – Не хотел мешать. Я тебя искал.
Он обращается к Гвин, она это понимает по мягкости его голоса. Томас пришел провести с ней время, полежать вместе, как раньше. Только сейчас Джорджия смотрится в зеркало. И никто не попросит ее выйти. Томас переглядывается с Гвин и показывает на дверь за собой.
– Ладно, увидимся внизу, – говорит он.
Гвин кивает, сидя на краю кровати, и улыбается.
– Увидимся внизу, – отвечает она.
Перед уходом Томас улыбается, улыбается тому, что она сидит в полотенце.
– Замечательно выглядишь, – шепчет он.
– Спасибо, – шепчет она в ответ.
Гвин смотрит, как ее муж уходит.
Мэгги взяла с собой лишь небольшую сумку, которую даже не успела распаковать, а сейчас уже везет обратно. Ее наряд на сегодняшний вечер лежит сверху: майка цвета слоновой кости и зеленая юбка по колено, серьги с речным жемчугом лежат в небольшой металлической коробочке. Нейт купил их в прошлом году в Беркли. Серьги. Она между делом сказала, что увидела в магазине очень симпатичные, но слишком дорогие серьги, и Нейт вернулся их купить, сделал Мэгги сюрприз. То ли она плохо их описала, то ли он не так расслышал, но вернулся Нейт с другими серьгами: длинными подвесками с черными опалами и жемчужинами. Ей они понравились даже больше, чем те, которые она тогда заметила. Они каждый раз напоминают Мэгги о том, как Нейт вернулся ради нее в магазин, пытаясь ее побаловать, так как она сама себя побаловать не может.
Сейчас Мэгги вынимает серьги из сумки и оставляет на комоде за оранжевой кружкой «Стилерс», где он их не найдет. Затем спускается по черной лестнице. Нейт все еще в душе. Почему она крадется, как преступник? Зачем? Ведь это все Нейт начал. Да, она его бросает, но Мэгги от этого не легче. В чем смысл его винить? Мэгги кажется, что у нее нет другого выбора. Ей сложно представить, как он выходит из душа с повязанным вокруг талии полотенцем и ждет, что она все еще будет сидеть на кровати. Нейт ждет разговора, ждет, что они попытаются прийти к какому-то решению. Но вместо этого на кровати он увидит записку, где она написала, что не может этого сделать. По крайней мере, не сегодня. Возможно, ей будет легче во всем разобраться в Бруклине. Дома в Ред-Хук. Возможно. А сейчас ей просто нужно идти. Она это ясно понимает.
На последних ступеньках лестницы она останавливается у небольшого окна и выглядывает на улицу. Отсюда ей виден сияющий, весь в огнях, шатер, похожий на огромный ночник. Повсюду белые воздушные шары и кувшинки. Перевязанные тростниковые палочки в двухметровых вазах. Композиции из лимонов.
Один цвет, одно расставание.
Гости уже начали приезжать. Киношные образы в жизни: женщины в коктейльных платьях, мужчины в идеальных желто-коричневых пиджаках. Как будто действительно есть повод что-то праздновать. У каждого в руках стакан виски или фужер шампанского.