И поэт опять разразился стихотворением:
Но дни всё идут, и не видно конца.
Уж многие люди опали с лица.
Морщины покрыли его. И загар,
Как будто от сильного пекла нагар.
Слегка похудевшие ходят в тоске.
Не ходят, а бродят, лежат лишь в теньке,
Пытаясь прохладу чуть-чуть всё ж поймать,
И ею себя хоть немного обдать.
Мы все без воды, как как будто без рук.
Далёкий не сможет помочь Учкудук.
Спасти от жары Учкудук мог бы ты.
Всему же виной сверх размеры страны.
Но вот воду дали, не так страшен зной.
Но мы всё рано Учкудук все с тобой.
Для нас ведь в пустыне надёжным был ты.
Теперь же ты стал нам предтечей мечты!
Вот, если б пожары ещё затушил?!
А то наши службы уже все без сил.
И торф на болотах горит, и леса.
И даже не видно в дыму небеса.
Но вот музыкальный услышал мой слух
Какой-то невнятный, но радостный звук.
Дождя долгожданная, частая дробь
Рождала зелёную, мокрую новь.
Всему же когда-то приходит конец.
Жара отступила и дождь, наконец!
Ну, вот, дни прошли, и пропала жара.
Прохладой и нам наслаждаться пора!
Со вторника, 10 августа, стало полегче, появился ветерок и смог рассеялся, стало возможным свободно дышать.
В среду в Москве стало уже совсем ясно. А с четверга вся столица задышала полной грудью, и её население стало увеличиваться.
И в ночь на пятницу, наконец, разразился и долгожданный дождь с грозой. Природа начала оживать по-настоящему.
Воздух стал почти морской, лёгкие сами дышали. И радость охватила супругов Кочет. Они всё же смогли пережить и перетерпеть длительное удушье.
Но на смену физическому удушью Платону пришло эмоциональное.
В этот период он работал на пару с Надеждой, в то время как другая пара была в отпуске. Поэтому весь информационный понос Надежды невольно теперь выплеснулся на Платона.
Начальнице даже было не лень специально заходить к нему в кабинет и рассказывать и рассказывать о новых успехах своего сына.
Она поведала, что Алексей через интернет раскопал генеалогическое дерево Радзиховичей и даже связался с какими-то, как и он, возможно потомками, то есть со сверхдальними родственниками.
Более того, Надежда на пару с сыном съездила в Минск и его окрестности, где они осмотрели фамильное поместье якобы Радзиховичей, возможно, давних предков Алексея.
Они так увлеклись этим, выдавая желаемое за действительное, что уже невольно стали считать себя чуть ли не князьями.
А с помощью экскурсовода и найденных ранее документов, чьих-то воспоминаний, и предположений, они прошлись по исторически известному генеалогическому древу княжеского рода, определив недостающие фрагменты в новой и новейшей истории, и составив план доказательства своей принадлежности к якобы знатному роду Радзиховичей.
Причём Надежда по нескольку раз повторяла одно и то же, смакуя принадлежность её сына к дворянскому роду.
В общем, попал Платон будто бы на шабаш тщеславий и честолюбий.
Теперь он, и не только в отсутствие Гудина, выполнял часть курьерских обязанностей. Ему естественно достались самые дальние адреса, куда надо было ещё и пешком дойти. Надежда была довольна шустрым подчинённым, за короткий срок побившим все Гудинские рекорды времени и невольно выведшим лукавого старца на чистую воду.
Иногда Платон так увлекался, доставлявшей ему физическое наслаждение скоростной ходьбой, что не останавливался даже на эскалаторе, обгоняя и подуставшую молодёжь.
– «Детки, дайте пройти!» – как-то попросил он их на эскалаторе.
– «Дети – в детском саду!» – нашёлся было перед подружками, возможно, самый интеллектуальный из них.
– «А зачем же Вы оттуда сбежали?!» – оставил за собой пальму первенства, бодро щёлкавший каблуками по ступеням эскалатора, стремительно удаляющийся от них писатель, краем уха, однако, услышавший в ответ заливистый хохот девчат.
Хорошее настроение сопровождало Платона все дни. Даже возвращаясь с работы, он по-прежнему пребывал в нём, одаривая своим оптимизмом и внутренней энергией всех окружающих вокруг, и не только людей.
Когда количество пассажиров в, идущей в область, электричке заметно поубавилось, а Платон очнулся от невольной дрёмы, его взору вдруг предстала пожилая женщина, сидевшая почти напротив него с маленьким элегантно подстриженным пуделем на руках.
Она пыталась пересадить собачонку на освободившееся место на скамье, но та, преданная, упорно возвращалась на пригретое место на коленях хозяйки.
Платон невольно вмешался, позвав собачку. Та, сначала заинтересованно взглянула в его глаза, пока оставив свои очередные попытки, потом робко протянула лапку.
Платон сразу распростёр ей навстречу свои ладони, оказывая поддержку, и та преспокойно перешла на его колени, как бы поменяв хозяина.
– «Ну, надо же? Что-то необыкновенное! Она вообще редко уходит от меня, да ещё и впервые в жизни садится к мужчине на колени!» – искренне удивилась хозяйка.
– «Галя! Иди ко мне!» – настойчиво позвала она.
Но тщетно, Галя уже полностью легла на колени незнакомого мужчины и даже прикрыла глазки. А тот гладил её короткие, после стрижки, кудряшки, что-то ласково приговаривая.
– «А Вы не волнуйтесь! Просто я… укротитель кошек, и… женщин!» – успокоил Платон, смутившуюся было неожиданным предательством верной подруги, видимо одинокую старушку, что в дальнейшем и подтвердилось в невольном разговоре с нею.
А на следующий день Платон тоже остался один, но на работе, и ничего, справился!
Он вспомнил, что раньше, на его последней работе в оборонке, часто бывало так, что его оставляли одного решать сложные задачи и разруливать трудные, а то и тупиковые ситуации. Ибо его начальники знали, что он один быстрее найдёт выход из сложной ситуации, без помех от коллег, тем более от своего руководства, примет правильное решение и реализует его.
Но производственное одиночество Платона было недолгим.
После недельного отпуска вышел Гудин.
Иван Гаврилович впервые пришёл на работу небритым, с небольшой полностью седой бородкой, на что соскучившийся от нападок на чудака Платон в присутствии женщин сразу прореагировал:
– «О-о! Он у нас стал, как «Хуймэнгуэй»!?».
Понявшая всё Нона, злорадно засмеялась, а слабая на великий и могучий тоже вышедшая на работу Надежда даже не поняла значений этих слов.