– Где «там»?
– Курган Огуз, Нижние Серогозы, Херсонская область. Там, где остались наши корни. Они оборвались. Мы думали, что проживём без них. А ведь они в нас, мы несём их в наших генах.
– Володя, я тоже об этом думаю здесь.
– Мы хотели жить так, как легче. Нам казалось, что если не думать о проблеме, то её нет. А она есть. Она – в наших оборванных корнях. В несостоявшейся судьбе нашего деда Егора. В той стране, которая уничтожила свой генофонд. Всё сплелось в клубок и нас затянуло в этот клубок. И мы, как слепые котята, мечемся, тыкаемся во все стороны, а выбраться не можем. Потому что мы не знали, не хотели знать того, что обязаны были знать. Должен тебе сказать ещё одну неприятную новость. Дед Егор умер.
– Правда? – переспросила Таня. Эта весть её обескуражила. – Вот теперь я понимаю, как опоздала. Теперь мне не обнять его, не сказать слов благодарности за то, что помог в самую трудную минуту жизни – за то, что дал возможность выбраться отсюда. Честно говоря, не думала, что моё освобождение состоится благодаря деду Егору – человеку, которого с детства я боялась больше всего на свете. А вот ведь как бывает – спасение приходит с той стороны, откуда его совсем не ждёшь.
– Таня, я должен тебе сказать, – Владимир замялся, понимая, какой удар нанесут сестре его последующие слова. Он уже засомневался, стоит ли вообще говорить об этом. Но Таня вопросительно смотрела на него, и он понял, что раз уж начал говорить, то надо договаривать до конца. – Дело в том, что дед Егор не успел перевести деньги на мой счёт. Он умер в тот день, когда мы с ним виделись последний раз. На тот момент у него было готово завещание. Он оставил всё не нам. Не нашей семье, а другим людям. Так что у нас по-прежнему нет необходимой суммы.
– Что?! Значит, меня не выпустят под залог? И у меня не будет нормального адвоката?
Таня приложила ладони к горящим щекам.
– Мой адвокат работает только на снижение срока. Он пытается научить меня говорить о том, почему я убила эту девочку – будто бы она меня сильно обидела, и что я очень раскаиваюсь. А я не виновата ни в чём, но никто не хочет этого слышать! Мне нужен грамотный адвокат, который выслушает меня и будет выступать, исходя из моих слов, а не своих домыслов.
– Танюша, успокойся, мы обязательно что-нибудь придумаем, – Владимир говорил и не верил собственному языку.
– Свидание окончено, – впервые он обрадовался этим словам. Потому что ему нечего было сказать сестре, но и видеть её отчаяние он не мог.
И опять он уходил с тяжёлым сердцем. День проходит за днём, неделя за неделей, а расследование не продвигается. Ни официальное, ни его собственное. Он мог только сжимать кулаки от бессильной злости. Что, что надо сделать, чтобы однажды уйти отсюда не одному, а вместе с Таней?
Воскресный день давно перевалил за вторую половину, было около четырёх часов дня, а Энрике всё не появлялся. Владимир высчитывал время: молитва с песнопениями в секте до часу дня, ну пусть ещё час на выяснение необходимых подробностей. Если учесть, что Энрике на машине, то он уже должен быть здесь. Но его не было. Владимир всё чаще поглядывал на часы, полагая, что с каждой минутой Энрике всё ближе и ближе к его дому. Но стрелки часов двигались вперёд, а его не было. Может, Энрике завлекли в секту и он там остался? Или его переубедили, и он не хочет больше помогать Владимиру?
Ну где же, где же Энрике? Может, он и вправду поддался на хитрые ходы сектантов? Что только можно предполагать, изнемогая от ожидания. Владимир то сидел за письменным столом, глядя перед собой в стену, то начинал нервно ходить по комнате. Ему казалось, что он близок к разгадке, надо только узнать адрес девчонки. Он поедет, прижмёт её к стенке, и она должна рассказать всё, что знает. По крайней мере, смерть деда Егора будет расследована.
А что дальше? Может, он вообще зря предпринимает какие-то шаги? На это есть полиция, суд, прокурор. Но ведь они ничего не делают. Следователь доволен, что в этом деле всё так хорошо сходится: кого поймали на месте преступления с орудием убийства в руках, тот и убийца. Зачем морочить себе голову, предполагать, что это совпадение и искать ещё какого-то убийцу, если в камере уже есть тот, вернее, та, которая и ответит за всё. А действительно, если настоящий убийца в ближайшее время не будет изобличён, Татьяне придётся отвечать за это убийство, и она получит срок, может быть, даже пожизненный. А как человек должен доказывать, что он не убивал?
«Я – литератор, а не сыщик. Я не знаю, что дальше делать». Он посмотрел на полку, где лежала новенькая толстая тетрадь в кожаной обложке с никелированными уголками. На первой странице он красивыми буквами вывел: «Скифская пектораль». Он будет писать от руки – как писали Чарльз Диккенс и Уилки Коллинз, как писали на его исторической родине Лев Толстой и Фёдор Достоевский. Никаких печатных машинок и компьютеров. Шлёпать по клавишам может всякий, а писатель должен писать. Печатание – это техническая работа. А вот писать, выводя рукой каждую букву – вот это и есть творчество.
Всё было готово к работе над романом. Но он обещал себе, что начнёт его после того, как Таня будет на свободе. Теперь эта вера поколебалась.
«Да что же за мысли мне лезут в голову!» – с раздражением и отчаянием подумал Владимир. Конечно же, его сестрёнка выйдет из тюрьмы, и это будет совсем скоро – ведь она ничего не совершила. Справедливость должна восторжествовать. Иначе просто не может быть. Ведь не средневековье же сейчас, не инквизиция. Всё будет так, как прежде было в их жизни. Всё вернётся на круги своя. Они, как и раньше, будут беззаботно болтать в её квартире, удобно расположившись на диване под уютным светом торшера, пить кофе-гляссе с Таниными пирожными и читать его будущий роман «Скифская пектораль». Он даже готов общаться с Лидией, куда от неё денешься, ведь это соседка и любимая подруга сестры. Владимиру вспомнился их недавний поход в ресторан. Он словно вновь увидел её врассыпную торчащие зубы, её квадратную фигуру, её походку, испорченную плоскостопием. Для его мужского глаза здесь не было ничего привлекательного, но он готов переступить через себя и ради сестры поддерживать отношения с Лидией, пусть и на чисто дипломатическом уровне. Сейчас он готов был пообещать судьбе всё, что угодно, лишь бы поскорее увидеть сестру на воле.
Где же всё-таки Энрике? Ведь уже стемнело… Владимир нервничал не на шутку. Он понимал, что послал Энрике в осиное гнездо сектантов, для которых он – лакомый кусочек вкупе со своими денежками. Он вспомнил сектантского пастора, его милую улыбку и ледяные глаза, его проникновенные слова на сцене и его убийственную, словно дорожный каток, логику в отношении своих умерших прихожан. Откуда берутся такие скользкие типы? Вообще-то это и так ясно: особы, не обладающие абсолютно никакими способностями, склонностями и дарованиями, не могущие применить себя ни в науке, ни в творчестве, ни в бизнесе, к тому же патологически ленивые, но при этом имеющие необыкновенные амбиции и неутолимую жажду денег – не просто денег, а больших денег и быстрых денег – вот они и становятся организаторами сект. Здесь для них есть всё: деньги, власть над людьми, поклонение масс ему, бездарному и нелепому существу. Только почему люди, как стадо баранов, бегут в расставленные им сети, становясь добровольной его жертвой?