* * *

Фицджеральд стоял перед грубым бревенчатым валом, над воротами которого маячил коротышка, учинивший ему форменный допрос.

– Я везу послание в Сент-Луис от капитана Генри из пушной компании Скалистых гор. – Джон заученно выдал ответ, придуманный им за те дни, что он провел на реке в каноэ.

– Пушная компания Скалистых гор? – фыркнул коротышка. – Да один из ваших только что ушел. В обратную сторону. Придурок – ездить на одном коне с краснокожим. А коли ты из той же конторы, так заплати по его счету.

При мысли о том, что тот белый на речном берегу мог оказаться из отряда Генри, у Фицджеральда перехватило дыхание.

– Разминулся со мной, не иначе, – как можно небрежнее ответил он. – Звать-то его как?

– А то я помню, – отмахнулся коротышка. – Взял у нас что-то по мелочи и пошел дальше.

– А из себя какой?

– Ну, такую морду попробуй забудь. Весь в шрамах, будто зверь его жевал.

Гласс! Живой! Прах его побери!..

Фицджеральд сменял две бобровых шкуры на вяленое мясо и поспешил обратно на реку. Сплавляться по течению, как раньше, ему теперь казалось мало, он усиленно принялся работать веслом – лишь бы оказаться подальше от этих мест. Куда бы ни шел Гласс – пусть даже «в обратную сторону», как сказал коротышка, – Фицджеральд ни минуты не сомневался в его намерениях.

Глава 21

31 декабря 1823 года

Снег пошел в середине дня. Тучи собирались исподволь, заслоняя солнце неприметно для глаз, на что Генри и его отряд не обратили внимания.

Беспокойство никого не терзало. Во-первых, ремонт уже закончили, и подновленный форт выдержал бы любой налет стихии. А во‑вторых – капитан Генри объявил день праздничным и в качестве сюрприза, вызвавшего небывалый энтузиазм, выставил отряду выпивку.

Генри, хоть и не был удачлив в предприятиях, все же хорошо понимал, что без стимула людям не прожить. Рябиновую брагу на дрожжах он заготовил заранее и на месяц спрятал подальше от глаз. Пойло вышло на редкость горьким: все пили и морщились, но ни один не отказался, и вскоре весь отряд захмелел.

Вторым сюрпризом стала музыка. Генри, сносный скрипач, воодушевился настолько, что впервые за долгие месяцы взял в руки смычок. Звонким мелодиям вторил хмельной хохот, в тесном зале царило безудержное веселье.

Изрядная доля шуток вертелась вокруг Хряка, чья громоздкая туша валялась на полу перед камином: несмотря на вес, пьянел он мгновенно.

– Помер, что ли? – Черный Харрис пнул его в брюхо: нога по самый каблук исчезла в жирных складках, однако Хряк даже не дернулся.

– Ну, если помер… – подал голос тихоня Патрик Робинсон, которому самогон капитана развязал язык. – Если помер, надо достойно похоронить.

– В такой холод? Вот еще! – заявил еще кто-то. – Хватит и савана!

Идею тут же подхватили, откуда-то появились два одеяла, иголка и толстая нитка. Робинсон, привычный к шитью, принялся сшивать полотнища прямо на Хряке. Черный Харрис разразился проникновенной надгробной речью, к которой каждый норовил добавить словечко.

– Он был добр и богобоязнен, – разливался один. – Возвращаем его тебе, господи, девственным, никогда не знавшим… мыла!

– Если сумеешь поднять эту тушу, господи, – вторил ему товарищ, – молим тебя – втащи его в мир иной.

Погребальную церемонию прервала жаркая перепалка, донесшаяся из другого угла. Аллистер Мерфи спорил с Крепышом Биллом, кто из них лучше стреляет из пистолета. Мерфи вызвал Билла на дуэль – и хотя поединок капитан Генри немедленно запретил, он все же дал позволение устроить состязание в меткости.

Первым делом Крепыш Билл предложил стрелять по жестяным кружкам, поставленным на голову противника. Однако даже в подпитии он сообразил, что стоять мишенью перед врагом – опасно: а ну как он застрелит тебя намеренно и спишет на промах? В конце концов решили стрелять по кружке, поставленной на голову Хряка: оба относились к нему дружелюбно и сочли подходящим объектом для проверки меткости. Бесчувственного Хряка, обшитого саваном, усадили спиной к стене и поставили ему на голову кружку.

Трапперы расступились, в середине комнаты образовалось пустое пространство от торца до торца – от стрелков до Хряка. Капитан Генри спрятал в ладони мушкетную пулю, Мерфи угадал правильно и выбрал стрелять первым. Крепыш Билл вытащил из-за пояса пистолет, проверил порох на полке, потоптался и встал боком к цели. Согнув руку в локте под прямым углом, так что ствол уставился в крышу, он с торжественным щелчком взвел курок большим пальцем. Выдержав для значительности паузу, он четкой дугой перевел пистолет на жертву.

И застыл на месте.

При виде бесчувственной туши, торчащей в прицеле, до него вдруг дошло, что будет, если он промахнется. Крепыш Билл ничего не имел против Хряка, тот ему даже нравился. А теперь приходится в него стрелять? По спине скатилась капля пота. С обеих сторон на Крепыша смотрели зрители, под их взглядами дыхание сбилось, рука с неожиданно отяжелевшим пистолетом заходила вверх-вниз. Пытаясь остановить дрожь, он вдохнул и не торопился выдыхать – тут же закружилась голова.

Так немудрено и промахнуться.

В конце концов, положившись на удачу, он нажал на спуск и зажмурился. Пуля угодила в бревно за головой Хряка, в двенадцати дюймах выше кружки. Зрители дружно заржали.

– Отличный выстрел, Крепыш!

Вперед выступил Мерфи.

– Слишком долго думаешь, – бросил он, одним плавным движением поднял пистолет, прицелился и выстрелил. Пуля пробила дно кружки, та ударилась о стену и с лязгом отскочила к ногам Хряка.

Оба выстрела оказались несмертельны, зато вторым удалось Хряка разбудить. Огромный саван задергался, крики в честь меткого выстрела переросли в хохот над трепыхающимся мешком. Ткань вдруг разъехалась под лезвием просунутого изнутри ножа, в узкой прорези появились руки, раздирающие саван. Тут же показалось мясистое лицо Хряка, моргающего от яркого света. Хохот разразился еще громче.

– Хороша картина! Как теленок из матери вылезает!

В такт хохоту застучали выстрелы, трапперы принялись палить в потолок. Дым от черного пороха наполнил комнату, в чаду послышались крики «С Новым годом!».

– Эй, капитан! – крикнул Мерфи. – Надо бы из пушки пальнуть!

Генри не возражал – хотя бы потому, что трапперов надо было хоть как-то выставить на улицу, пока они не разнесли помещение. Громко хохоча и перекидываясь шутками, трапперы высыпали в ночную тьму – и наткнулись на сплошную пелену снега.

Снаружи мело немилосердно, легкий дневной снегопад перерос в бурю, ветер завихривал снег целыми тучами. На земле лежал слой в десяток дюймов, сугробы торчали еще выше. Будь трапперы в здравом рассудке – возблагодарили бы судьбу за то, что непогода налетела не раньше, чем закончился ремонт форта. Однако сейчас все мысли были только о пушке.