– Нет, спасибо. – Шарп даже отшатнулся. – Сами там ползайте…
Молодой эксперт с любопытством взглянул на Шарпа, но тут же сменил тему разговора:
– Если обойдемся без неожиданностей, к очистке почвы можно приступить прямо со следующей недели. Сначала, конечно, нужно бы шлак вывезти. Он уже растрескался – видите, тут трава проросла, плюс он сам собой разлагался. На выходе получилось много полуорганического пепла.
– Отлично, – с удовлетворением заметил Шарп. – Приятно, что здесь снова отстроят город. Не вечно же ему стоять в развалинах.
Эксперт поинтересовался:
– А как оно было, ну, до войны? Я ведь не застал те времена – родился уже после того, как пошли бомбить все подряд.
– Ну, – сказал Шарп, оглядывая занесенные снегом поля, – здесь раньше было много плодородной земли. Активно развивалось сельское хозяйство. Выращивали грейпфруты, к примеру. Аризонские грейпфруты. А вон там стояла плотина Рузвельта.
– Да, – кивнул эксперт. – Мы нашли ее развалины.
– Здесь выращивали хлопок. Плюс – салат, люцерну, виноград, оливки, абрикосы. Мы как-то с родителями проезжали через Финикс, и больше всего мне запомнились эвкалипты.
– Да уж, прошлого не вернуть, – со вздохом отозвался эксперт. – И что это за штука – эвкалипты? Я о таком даже не слышал…
– В Соединенных Штатах они больше не растут, – сказал Шарп. – В Австралию надо ехать, чтоб на такое посмотреть.
Хэмфрис слушал и быстро черкал в блокноте – конспектировал.
– Так, – наконец сообщил он, громко и отчетливо. И со щелчком выключил лампу. – Шарп, очнитесь.
Тот помигал и с недовольным ворчанием открыл глаза.
– Да что такое…
И попытался приподняться. Потом зевнул, потянулся и невидяще огляделся вокруг.
– Что-то такое про восстановление. Я руководил командой экспертов. Говорил с каким-то парнишкой.
– А когда начались восстановительные работы в районе Финикса? – спросил Хэмфрис. – Похоже, это жизненно важная информация для этого отрезка времени и пространства.
Шарп непонимающе нахмурился:
– Мы еще не занимались Финиксом. Это все еще на уровне проекта остается. Возможно, следующим летом начнем работу, а что?
– Вы уверены?
– Ну да. Уж в чем-чем, а в рабочей информации я не путаюсь.
– Мне придется снова отправить вас назад, – проговорил Хэмфрис и потянулся к лампе.
– А что, случилось что-то?
Лампа ярко вспыхнула.
– Расслабьтесь, – резко приказал Хэмфрис – пожалуй, даже резковато для специалиста-психолога.
Спохватившись, он, тщательно выговаривая слова, сказал:
– Мне нужна более широкая перспектива. Поэтому мы посмотрим, что случилось незадолго перед тем, как в Финиксе начались восстановительные работы.
Дешевая кафешка в деловом районе города. Двое мужчин сидят за столом друг напротив друга.
– Извини, – нетерпеливо выговорил Пол Шарп, – но мне пора. Работа ждет.
И он одним глотком осушил остатки эрзац-кофе в чашке.
Высокий худой мужчина напротив аккуратно отодвинул пустые тарелки и, откинувшись на стуле, неспешно раскурил сигару.
– Вот уже два года, – не скрывая раздражения, проговорил Джиллер, – ты увиливаешь от ответа. Мне надоели твои отговорки.
– Отговорки? – Шарп пожал плечами и встал из-за стола. – Что-то я не совсем понимаю, о чем ты.
– А то я не знаю, что вы примериваетесь к местности, перспективной с точки зрения сельского хозяйства. К Финиксу. Так что не надо мне рассказывать, что вы чисто промышленные районы восстанавливаете. Ты вообще представляешь, как живется всем этим людям? На что они живут? Ты что, не можешь им вернуть фермы и землю?
– Что за люди? Ты о чем?
Джиллер зло выговорил:
– Какие люди? Из Петалумы люди, вот какие. Так вокруг воронок и живут. Во времянках.
Шарп удивился. Но не сильно. И пробормотал:
– А я и не знал, что там кто-то остался. Думал, все переехали в восстановленные районы. В Сан-Франциско. Или в Сакраменто.
– Ну конечно. Тебе ведь не до подаваемых прошений. Ты их даже не читаешь, – тихо сказал Джиллер.
Шарп густо покраснел:
– Нет! Не читаю! А что, должен? Какая разница, живут там люди среди шлаковых завалов или нет? Пусть уезжают! Нечего там делать. Забудьте об этой земле.
И он добавил:
– Я вот уехал – и забыл.
Джиллер ответил – спокойно-спокойно:
– А если бы работал на той земле – не уехал бы. Если бы поколения твоих предков на той земле работали. Видишь ли, в земле ковыряться – не то же самое, что аптеку держать. Аптеки – они по всему миру одинаковые.
– Фермы тоже.
– Нет, – бесстрастно отозвался Джиллер. – Твоя собственная земля, земля, которой владеет твоя семья, – она всегда уникальна. И мы останемся жить на своей земле – до тех пор, пока не помрем. Или пока ты не решишь, что пора начать в Петалуме восстановительные работы.
Машинально перебирая счета, он добавил:
– Мне жаль тебя, Пол. У тебя корней нет, вот что. А у нас – есть. И мне очень жаль, что не получилось тебя убедить.
И он полез в карман пальто за бумажником. Потом вдруг спросил:
– Ты когда сможешь туда вылететь?
– Вылететь? – вздрогнув, переспросил Шарп. – Никуда я не полечу, с чего ты взял?..
– Ты должен вернуться и увидеть город. Как ты можешь поставить на нем крест, если не посмотрел людям в лицо? Не увидел, как они живут?
– Нет, – жестко ответил Шарп. – Никуда я не полечу. А чтобы принять решение, мне вполне достаточно отчетов.
Джиллер подумал и заявил:
– Ты все равно полетишь.
– Только через мой труп!
Джиллер медленно покивал:
– Возможно, что и так. Но полетишь. Мы хотим посмотреть тебе в глаза. А ты посмотришь в наши. И тогда посмотрим, хватит ли тебе мужества делать то, что ты с нами делаешь.
Он вытащил из кармана карманный календарик и процарапал галочку напротив даты. Бросил его на стол перед Шарпом и сообщил:
– Я отметил число. В этот день мы заедем за тобой – прямо на работу. У нас есть самолет – мы на нем часто туда-сюда летаем. Судно принадлежит мне. Хорошее, не бойся. Скоростное.
Весь дрожа, Шарп вгляделся в календарик. А через плечо бормочущего, расплывшегося в кресле пациента, на дату посмотрел Хэмфрис.
Так и есть. Травматическое, вытесненное переживание Шарпа не относилось к его прошлому опыту.