– Она становится невыносимой, – прошептала я Ирен. – И при этом даже понятия не имеет об ужасном преступлении, которое мы полностью раскрыли без ее помощи.
– Однако без ее помощи мы никогда не узнали бы так много о мадам Рестелл, – возразила подруга. – Пинк неутомима, и у нее врожденный нюх на преступления и стремление их раскрывать. Это прекрасные качества, Нелл.
– Возможно. Если бы у меня не было… личных мотивов в раскрытии дела, возможно, я была бы готова аплодировать.
– И если бы к делу не имел отношения Квентин, – добавила примадонна многозначительно.
Мне нечего было ответить на ее «шпильку» – только тихонько ее извлечь и надеяться, что не останется шрама. Я сомневалась, что сегодня Стенхоуп появится здесь, но также не была уверена, что он покинул Нью-Йорк. Какое же все-таки английское название: Нью-Йорк! Или Нью-Джерси, коли на то пошло. Но имена обманчивы. Судя по тому, что я видела на этих берегах, тут нет ничего английского, кроме былой славы и нескольких географических названий. Пусть здесь и «дивный новый мир», как когда-то сказал в своей пьесе Шекспир, я никогда не буду чувствовать себя на американских берегах как дома. Мне не терпелось вернуться в Старый Свет и даже, как ни странно, в Париж.
В зал вошли другие официанты. Они несли не вазы с фруктами или бутылки с вином, а… очень элегантные мольберты.
Я с удивлением следила, как они расставляют стойки с рамами у стен вокруг всего зала.
– Новая вольность Пинк? – осведомилась я.
– Нет, для разнообразия это моя вольность, – с улыбкой ответила Ирен.
Официанты ушли, а затем быстро вернулись с плакатами, которые начали развешивать на мольбертах.
– Ах! – воскликнула я и начала перечислять афиши. – Вот последняя афиша Саламандры… и одна старая, с «Пылающими близнецами». А вот Чудо-профессор! И… Мерлинда. А еще красивый молодой Вашингтон Ирвинг Бишоп. Рина-балерина и Крошка Тим, маленький барабанщик. Мадам Зенобия, медиум. Леди Хрюшка. Хм… Великий Малини, фокусник? Но ведь с ним мы не встречались?
– Нет. Я решила представить всю эпоху, без исключений.
– О! – Я приблизилась к следующей афише с близнецами, чтобы удостовериться, что это Софи с Саламандрой. Но увидела Вильгельмину и Уинифред Германн, милых малышек с тугими локонами и в пышных накрахмаленных юбочках. – Наверное, такими ты их впервые узнала.
Ирен кивнула, потом указала на новый плакат, занявший свое место на мольберте.
Теперь на паре близнецов были трико телесного цвета и неприлично короткие юбки. Они застенчиво жались друг к другу, хотя их робость как-то не вязалась с рискованным нарядом. Крупные буквы на афише гласили: «НЕЗАБУДКА И ПЕТУНИЯ, БЛИЗНЕЦЫ С ЧЕТЫРНАДЦАТОЙ УЛИЦЫ. ОНИ ТАНЦУЮТ, ОНИ ПОЮТ, ОНИ ДЕРЖАТ ВАШИ СЕРДЦА В СВОИХ ИЗЯЩНЫХ ПАЛЬЧИКАХ».
– Эта афиша увековечивает начало конца, – констатировала я. – То время, когда их дорожка разошлась с твоей.
– Да, действительно. Но сначала наши пути сошлись в момент ужасной смерти бедной Петунии. – Ирен покачала головой. – Некоторые вещи лучше не вспоминать.
– А не всплывают ли какие-нибудь факты, – робко начала я, – которые могли бы подсказать, кто убийца?
– Возможно. – У примадонны был загадочный вид сфинкса. – Но я позволю Пинк и мистеру Холмсу управлять сегодняшним шоу.
– Но они же не смогут руководить вдвоем!
– Я знаю и именно поэтому буду с интересом наблюдать за их схваткой. Будет весьма забавно, обещаю.
Как только последняя афиша заняла свое место и официанты удалились, вышеупомянутый господин вошел через открытые двери в наш зал.
Его цилиндр, перчатки и трость принял у двери официант. На Шерлоке Холмсе был костюм мягких тонов; одну руку сыщик держал в кармане. Я заподозрила, что там огнестрельное оружие.
Кивнув нам и мисс Блай, гений дедукции без особого удовольствия окинул быстрым взглядом стол и принялся пристально рассматривать афиши.
Пинк все еще переставляла цветы на столе, так что он обратился к ней:
– Ваша работа? – Он кивнул на почетный караул мольбертов, окруживших стол.
– Нет. Я думала, это вы.
Шерлок Холмс натянуто улыбнулся и еще раз нам кивнул. Затем он принялся медленно обходить мольберты, рассматривая афиши. Начал он с того, который находился ближе всех к дверям.
Пинк бросила на нас нетерпеливый взгляд, словно негодуя на идею Ирен с афишами. По-видимому, она считала, что плакаты лишь зря отнимают у великого человека драгоценное время.
Сыщик между тем остановился перед нами, словно мы были еще одной афишей: Сестрички из Нёйи, прославленные во всем мире… жонглеры.
– Это будет спиритический сеанс? – осведомился он. – Половины представленных здесь артистов нет в живых.
Ирен поспешно ответила:
– Я считаю режиссером банкета вас, а ассистировать вам будет энергичная Пинк, Несравненная Сплетница.
– Я бы предпочел поющую русалку, – буркнул Холмс, бросив взгляд через плечо. – Или хотя бы толковую секретаршу. Мисс Блай ожидает потрясающего раскрытия преступления, которое попало бы попало в утренний выпуск газеты, на радость ее новому издателю, мистеру Пулитцеру.
– И вы окажете ей такую услугу? – сладким голосом спросила Ирен.
Ничего не ответив, сыщик двинулся к следующей афише.
– Хотела бы я знать, – шепнула мне Ирен, – решил ли он загадку.
– А как ты думаешь?
Но не успела она ответить, как на пороге появился первый гость.
– Чудо-профессор! – приветствовала его Ирен, наконец-то выйдя на первый план, как и положено хозяйке.
Взяв примадонну за руки, старый Финеас Ламар поцеловал ее в щечку.
Интересно, уж не поцелуй ли это Иуды? Теперь я подозревала всех, с кем мы встречались.
Как ветеран варьете, профессор был знаком со всеми эстрадными номерами. Наверное, в случае необходимости он и сам мог сыграть множество разных ролей.
Меня вывело из задумчивости создание под густой вуалью, остановившееся в дверях. Рядом с ним стояла карлица. Благодаря яркому свету у них за спиной они казались весьма зловещей парочкой.
Но я мигом бросилась к ним, поняв, что это несчастная Хрюшка со своей маленькой дочерью Эдит, а не Феба Каммингс.
– Входите, – пригласила я Леди Хрюшку, взяв малышку за руку.
Надо думать, бедная изуродованная женщина избегала публичных мест. Я проводила их с Эдит к столу и указала на стулья рядом с Чудо-профессором, который тепло приветствовал старых знакомых. Он встал, чтобы усадить обеих, и даже подозвал официанта, чтобы тот положил подушку на стул для ребенка. Вскоре все трое уже непринужденно болтали – видимо, их действительно связывала крепкая дружба.