Молодая американка чем-то напоминала мне очаровательную племянницу Квентина Аллегру. Но Нелли Блай была не юной наивной девушкой, а своевольной женщиной, которая содержала и себя, и свою овдовевшую мать на заработки репортера. Конечно, такая забота говорила в пользу Пинк, однако было ясно, что ею движут эгоистические соображения и ей ровным счетом наплевать на нас с Ирен.
Не могу сказать, что меня сильно расстроило, когда Пинк оказалась предательницей. Просто так получилось, что ключевой фигурой в этой ситуации оказался Квентин.
Пока я размышляла над недавними событиями, выяснилось, что мысли Ирен заняты будущим, а также ее собственным таинственным прошлым.
– Мне придется поверить тебе на слово относительно интеллекта свиней, – сказала она наконец, закурив и выпустив колечко дыма. – В конце концов, ты же выросла в сельской местности. Думаю, нам пора нанести визит одной особе, которую упомянул Чудо-профессор. Она имеет отношению и к твоему сельскому воспитанию, и к моему загадочному прошлому. Я имею в виду Леди Хрюшку из Хобокена, которая живет в Нью-Джерси.
– Да это, должно быть, тот самый Свенгали…
– Он самый! Большой пройдоха… настоящее имя его Адлер; мать его была польской певицей.
Джордж Дюморье. Трильби [65] (1894)
Нашу поездку в Нью-Джерси можно было бы считать загородной прогулкой, не будь она связана с серьезными проблемами. Мы сели на паром, который владелец бесстыдно рекламировал как первый в Соединенных Штатах. При этом указывалась смехотворная дата в начале нынешнего века. В Англии найдутся гребные лодки старше этого неуклюжего парома! По словам Ирен, как только мы пересечем Гудзон, сразу же окажемся в деревушке Хобокен.
Мы с подругой стояли на палубе парома, и мимо проплывал остров Манхэттен.
– Ты должна понять, Нелл, – сказала примадонна, – что некоторые люди, которые выступают на сцене варьете, обладают уникальным даром. Они не просто певцы и танцоры.
– Ты имеешь в виду, что у них оригинальные таланты – как у Чудо-профессора, который хранит огромное количество обрывочных сведений.
– Да. И еще я говорю о том, что многие из них, подобно Дюймовочке, обратили свои недостатки в достоинства. Они сотворили чудо из того, что обычно считается большим несчастьем.
– Не понимаю.
– Я просто хочу кое-что пояснить. Леди Хрюшка, которую я почему-то очень ясно помню, занималась профессией, для которой была рождена, – как я для пения. Только ее карьера была связана с тем, что большинство людей сочло бы трагическим уродством. Но вот что важно: несмотря на свой физический недостаток, она нашла свое место в мире.
– Ты хочешь сказать, что она изуродована и действительно похожа на свинью?
– По моему мнению, людские деяния могут изуродовать их характер гораздо больше, нежели природа – их внешность. Анна Брайант – самая добрая женщина из всех, кого я знаю. Она никогда не завидовала моей красоте. А ведь есть хорошенькие дамочки, которые считают, что все комплименты должны доставаться им одним.
– Хоть предупреди меня, чтобы я ее чем-нибудь не смутила.
– Главное, чтобы ты не смутилась сама. Теперь я вижу, что выросла среди очень необычных людей, хотя тогда принимала их уникальность как должное. С детьми так обычно и бывает. Ты должна учесть, что некоторым из них пришлось преодолеть огромные препятствия и превратить недостатки в достоинства.
– Как же ты осталась такой… такой…
– Обычной? Не знаю. Я была на их попечении, но не принадлежала им. А когда мне было лет пятнадцать, вдруг оказалось, что у меня не просто приятный голосок, а настоящий голос. Это открытие изменило меня; оно изменило все. И мой талант повел меня. Он громко заявил мне, что нам с ним не место на сцене варьете.
– Тогда-то тебя и «продали» маэстро?
– Они негодовали по поводу моего ухода на профессиональную сцену. Нужен был хороший преподаватель вокала, и мне посчастливилось найти маэстро. Я больше не могла поздно вечером демонстрировать фокусы, задерживая дыхание под водой. Не могла разыгрывать интермедии между номерами перед закрытым занавесом. Именно тогда я начала работать в агентстве Пинкертона и изучать оперное искусство.
– И это все твое образование? Всего один американский преподаватель?
– Маэстро обладал потрясающей музыкальностью, Нелл. Ему уже минуло шестьдесят, когда мы начали заниматься, но у него был абсолютный слух. Он играл на скрипке, и пальцы оставались сильными и ловкими. Мне бы следовало начать работать на таком уровне на много лет раньше. Однако у маэстро был удивительный метод, с помощью которого он ускорил мое обучение.
– Что за метод?
– Ты мне не поверишь.
– Я всегда тебе верю, – возразила я. – Ну, почти всегда. Расскажи.
– Именно из-за этого метода мои друзья в театре недолюбливали маэстро. Они чувствовали, что он слишком эксцентричный, как и они. Однако маэстро был с претензиями и отрицал, что у него есть что-то общее с моими друзьями.
– Они считали его мошенником? Но почему? Ведь твои успехи свидетельствовали о его гении.
– Они не доверяли его методике. – Ирен смотрела на проплывавшую мимо панораму острова, и на губах ее играла нежная улыбка. – Возможно, потому, что и впрямь была столь же причудливой, как их театральные номера. Собственные странности всегда раздражают нас в других. Маэстро требовалось много времени, чтобы восполнить пробелы моего бессистемного образования и избавить от многих вредных привычек. – Она пожала плечами. – Как ты думаешь, Нелл, где я научилась искусству гипноза? Маэстро гипнотизировал меня, чтобы освободить мой голос от контроля сознания. И научил меня делать то же самое с собой, а иногда и с другими. Это оказалось весьма полезным искусством – ты же помнишь наше приключение?
– Гипнотизировал тебя! И результаты были хорошие?
– Исключительно! Я делала удивительно быстрые успехи. Именно тогда я получила свою фамилию. Я вспомнила это в бессонную ночь после «Дельмонико». Не удивительно, что меня не могут найти в записях рождений Нью-Джерси.
– Твоя фамилия? Ты имеешь в виду Адлер? Ты хочешь сказать, что она у тебя не с младенчества?
– Моя мать – кем бы она ни была – настаивала на имени Ирен, но не позаботилась о фамилии. Маэстро назвал меня в часть собственного преподавателя, который сочетал гипноз с музыкой. Он встретил этого странного человека в Париже, в середине пятидесятых. Это было еще до моего рождения. Его учитель по фамилии Адлер произвел на маэстро сильное впечатление своим методом. Адлер обучал в то время одну потрясающую певицу. Она не имела никакого отношения к музыке и до занятий с ним не могла взять ни одной верной ноты.