Через минуту мы уже были внутри. Под ногами у нас лежал каменный пол. Мы находились в помещениях для слуг: тут располагались кухни, коридоры и, возможно, потайные лесенки, по которым проводили несчастных женщин.
– О ком вы толкуете? – все-таки не выдержала я. – О единственной дочери мадам Рестелл, которая загадочно исчезла?
– Все мы дочери мадам Рестелл, но только не она, – ответила Ирен. – И она бы не стала прятаться в людской. Мерзавка считает, что может распоряжаться прошлым, этим особняком и даже женщиной, которая здесь умерла.
– А также вами, – добавил Шерлок Холмс. – Позвольте, я пойду первым. У меня есть собственный револьвер и собственная теория, которую я хочу доказать. И меня никто здесь, в Америке, не собирается убивать. Пока что.
От страха у меня душа ушла в пятки. Значит, кто-то собирается убить Ирен? Тогда впереди пойду я.
Подруга заколебалась.
Хитрюга Холмс рассчитывал именно на такой результат. Она испугалась за меня, а не за себя. Уж за себя-то примадонна никогда не боялась.
Шаги сыщика раздались на каменной лестнице, и мы последовали за ним.
Мы всё поднимались и поднимались по винтовой лестнице и наконец добрались до верхних этажей.
Ирен не сочла нужным повиноваться приказу и вырвалась вперед, чтобы отворить отделанную бронзой дверь своим револьвером. Но Холмс, сделав один большой шаг, обогнал ее. Мы с Ирен пересекли вслед за ним широкий холл с мраморным полом. Нам не встретилась ни единая живая душа, а ведь мы должны были не раз столкнуться со слугами. В доме царило безмолвие. Его бурное прошлое смотрело на нас, как горгона Медуза, угрожая обратить нас в камень за незаконное вторжение.
Тяжелая дверь красного дерева была слегка приоткрыта.
Мистер Холмс вошел, за ним Ирен и я.
Мы очутились в огромной, роскошно обставленной ванной комнате. На полу лежали богатые ковры, повсюду сверкали серебро и позолота, но наши взоры были прикованы к центральной части помещения.
Пар поднимался над глубокой медной ванной. В ней лежала женщина, наполовину погруженная в воду (в отличие от Мерлинды-русалки, которая столько раз рисковала жизнью, дыша под водой).
Кажется, она была обнажена. Я полагала, что обнаженная женщина должна бы шокировать нас – двух женщин и мужчину, не связанных родственными узами, – но мы испытывали лишь благоговейный страх.
И вдруг «труп» шевельнулся.
Из ванны медленно поднялась рука с пистолетом.
Мы увидели алые нити, тянущиеся от запястья к локтю и стекавшие в воду. Они напоминали нитки для вышивания и струились медленно, но неуклонно.
– Не двигайтесь, – сказала женщина. – Я не рассчитывала на общество, но держала пистолет наготове для слуг, которые посмели бы ослушаться моего приказа и остаться в доме. – Она посмотрела на нас, прищурившись, словно ее зрение было затуманено, как вода в ванне. – Кто вы? У меня так много челяди… Я вас не знаю. – Морщинки на ее лице разгладились, и выражение сразу же стало дьявольским. – Ты! Мой бесконечный кошмар… Я слышала твои крики в своих снах. Ты являешься мне даже чаще, чем она.
Женщина оперлась рукояткой пистолета на изогнутый бортик ванны.
Дуло пистолета смотрело на нас, как глаз Циклопа, в ожидании той минуты, когда приговорит к смерти одного из нас или всех сразу. Но женщина смотрела лишь на Ирен, видела ее одну и обращалась только к ней.
– Ты забыла, не так ли? – Ее подернутые поволокой глаза и дуло пистолета смотрели на мою подругу.
– Теперь помню, – тихо ответила Ирен. – Я лишь недавно узнала то, что меня заставили забыть.
– О, если бы я могла забыть! Тогда многого бы не случилось. И многим не пришлось бы умирать. Тебя «заставили» забыть. Как удобно, Рина! Во всяком случае, для меня. – Ее взор затуманился, и револьвер дернулся в нетвердой руке. – Помнишь, какие советы ты давала мне и Пэт? «Не гуляйте с этими джентльменами в шикарных костюмах». «Им нужно от вас только одно». «Им наплевать на вашу молодость и красоту, они хотят, чтобы вы подчинялись».
– Не помню, чтобы говорила такое.
– Нет, говорила! Каждый раз, как мы были царицами бала в доме нашей матери. А ты знаешь, что особенно раздражает? Что ты оказалась права. Они были лжецами, эти мужчины. Вскружили нам голову, а потом мы вдруг поняли, что погибли. Мужчины, перед которыми мы не устояли, исчезли вместе с нашими месячными. Не успели мы оглянуться, как уже пришли в этот самый дом. Но уже не как царицы бала, а как падшие женщины. Здесь мы и потеряли наших детей.
– Ты имеешь в виду, что вам сделали аборт, – уточнила Ирен.
– Как было больно! О боже, какая ужасная боль! Маленькая темная комната, мужчина со щипцами в руках, кусок проволоки… Мы вернулись домой, омытые кровью Агнца, заново родившиеся, чуть ли не девственницы. Мы ничего тебе не сказали, но ты знала. Помнишь, что ты сказала? Тогда нас еще было двое.
Я наблюдала, как Ирен роется в памяти, вернувшейся к ней благодаря признанию маэстро и моей неумелой попытке гипноза.
– Я подцепила одного джентльмена. – Женщина, истекающая кровью, швыряла в Ирен слова, целясь в нее из пистолета. – Он предложил мне богатство и протекцию. Но ты сказала…
– Я сказала то, что тебе не хотелось слышать. – Примадонна кивнула с уверенностью человека, который помнит свои поступки и свое прошлое. – Я объяснила тебе, что он дает пустые обещания, в которых нет ни слова правды. Он был подлецом и хотел лишь соблазнить молоденькую девушку.
– Даже мать склоняла меня к этому браку. Он был богат. А что еще нужно? Но, несмотря на все предосторожности, я снова забеременела. Дети всегда мешают, как мешали маме мы с Пэт. Вот почему она отослала нас в единственное место, где не обращали никакого внимания на родословную, – в театр.
По-видимому, последняя фраза задела Ирен за живое. Была ли ее мать таким же бездушным прагматиком?
Тут меня обожгла следующая мысль. Не была ли их мать также и ее матерью?
– Ты снова оказалась права. – Мина шевельнулась в воде, окутанная паром. Она собирала последние силы, чтобы атаковать противницу. – Ему не нужны были дети, которые не могли стать «наследниками», – с горечью продолжала она. – Мне было велено избавиться от этой проблемы так же, как и прежде.
– Давай мы поможем тебе вылезти из ванны, – предложила Ирен. – Наверное, вода уже остыла.
Но в ответ на доброту Мина только взмахнула в нашу сторону пистолетом.
– Я уже потеряла одного ребенка. Сделать то же самое с другим было все равно что… убить близнецов. Таких, как мы с Пэт. Мадам Рестелл, как всегда, была полна сочувствия, но потребовала плату за свои услуги. У меня тогда водились деньги – его деньги. Мадам предложила решение. Мы подождем до тех пор, пока беременность уже невозможно будет скрывать, и тогда я пойду к ней. Она скажет ему, что операция прошла успешно, но я ослабела и плохо себя чувствую. Меня поместят в потайном месте, где я смогу оправиться и «восстановить свою фигуру». На самом деле я буду там рожать. Ребенка заберут у меня и отдадут людям, которые будут его растить. Я никогда не узнаю, куда его отдали, и все обойдется.