Характер этой испанской танцовщицы, чьи па и позы оказались не по зубам даже правительству, которое держалось на влиянии иезуитов, намного известнее, чем ее история… Везде, где она появляется, она всегда в центре скандала.
«Иллюстрейтед Лондон ньюс» (1847)
Разумеется, в тот вечер Годфри удалился в спальню Ирен. На следующее утро они проснулись очень поздно.
Я к тому моменту уже успела воспользоваться нашей смежной ванной.
Ирен заказала горячий кофе, чай, пирожные и велела мне принять заказ, пока они с Годфри умываются. В итоге пришлось волноваться над остывающими кофе и кипятком, пока супруги не снизошли до того, чтобы появиться в нашей общей гостиной уже после полудня, оба все еще в ночных рубашках.
Спутанные локоны Ирен, однако, снова превратились в гладкую темную реку, а ее кожа розовела от чистоты и удовольствия.
Хотя я кое-что и заподозрила, но, как бывшая гувернантка, с радостью подумала, что чистота и впрямь идет бок о бок с благочестием.
– Что ты делала все утро, Нелл? – спросила Ирен, потягивая остывший кофе.
Я не могла признаться, что провела все утро и большую часть ночи, пытаясь расшифровать дневник мадам Рестелл, чтобы доказать, что Ирен не имеет отношения к клану Вандербильтов и единственная их законная наследница – Консуэло. Но мало продвинулась.
– Лола была знакома с Командором? – спросила Ирен, словно бы поняв причину моего молчания.
Я попробовала увернуться от ее проницательно взгляда.
– Как ты говорила, он умер в тысяча восемьсот семьдесят седьмом году, в том же году погибла и мадам Рестелл.
– И родилась Консуэло.
– Да, и родилась Консуэло, но это может ничего и не значить.
Годфри взял на себя смелость не согласиться со мной, но сделал это в своей вежливой манере:
– Мы в суде любим говорить, что совпадений не бывает, Нелл, есть лишь факты, которые пока что должным образом не связаны между собой. То, что в тысяча восемьсот семьдесят седьмом году среди ключевых фигурантов дела столько смертей и рождений, наводит на определенные мысли.
Я не успела открыть рот, чтобы возразить на это вопиющее замечание, как раздался стук. Поскольку друзья сидели с полными чашками и блюдцами в руках, то открывать пошла я.
Я надеялась, что это Квентин. Холмса я бы видеть не хотела.
Вместо этого передо мной стояла Нелли Блай собственной персоной, свежая, как маргаритки, которые украшали поля ее желтой соломенной шляпки.
– Доброе утро, – буркнула она, а сама жадно заглянула в комнату, и ее глаза расширились. – Смотрю, еще один Нортон почтил своим присутствием Штаты. Добро пожаловать в Новый Свет, Годфри!
Годфри поднялся и вежливо поклонился незваной гостье.
– Прошу простить нас, Пинк. Ирен…
– Встала поздно. Я знаю. Театральная привычка. – Пинк прошла мимо меня. – Я вчера и сама поздно вернулась, так что понимаю ваше желание подольше поспать с утра. К несчастью, у меня дела.
– Неужели речь о визите к нам? – сказала Ирен и улыбнулась, чтобы сгладить язвительность.
– Так и есть. – Пинк повернулась, чтобы рассмотреть и меня заодно с Нортонами. – Жаль, что ваших помощников нет.
– Помощников? – переспросила Ирен.
– Ну да. Во-первых, Шерлока Холмса – я думала, он всегда рано встает. – Она глянула на меня. – И Квентина. Я надеялась застать его тут. Он выполняет кое-какую работу для меня, и нам нужно закончить расследование.
– Какую работу? – потребовала я ответа.
– Нелл, разумеется, это секрет. Он не упоминал об этом?
– Квентин умеет хранить секреты. – Ответ прозвучал уклончиво, но я не собиралась признаваться, что понятия не имею, что Стенхоуп делает в компании Пинк, ну или Нелли Блай.
– Рада, что Квентин соблюдает уговор. Ну, раз его здесь нет, то зайду тогда к нему в отель. Я использую его для новой статьи, если он не нужен вам для какого-нибудь очередного темного дельца.
Я быстро нашлась, что ответить:
– Нет, для нас же лучше, если он позаботится о твоем очередном темном дельце.
Пинк лишь рассмеялась:
– Единственное, что могу сказать, Нелл, – из нас получилась очень убедительная супружеская пара!
Квентин в рабстве у Нелли Блай! Квентин у нее на побегушках! Квентин ухаживает за Нелли Блай! Эти мысли вонзали когти мне в затылок, словно огромный черный гриф, весь день, пока я перекладывала бумаги и книги о Лоле Монтес и зашифрованный журнал мадам Рестелл с места на место, отчаянно ища вдохновения.
Годфри, обладавший сверхъестественным чутьем, покинул номер, придумав весьма слабую отговорку: якобы надо пойти купить крем для бритья, поскольку он в спешке забыл свой в Баварии.
На самом деле он торопился сбежать от моего мрачного настроения, причиной которого стала возмутительная дерзость Пинк, ворвавшейся в наше логово, чтобы заявить свои права на время и внимание Квентина.
Квентин уже один раз отвлекся от заданий Пинк и переметнулся в наш лагерь, а теперь я должна придумать причину, чтобы он оставил дерзкую девчонку навсегда!
Ирен подошла к столику, заваленному книгами и бумагами, и положила руку мне на плечо в надежде приободрить. Я гневно оттолкнула бумаги:
– Ничего не понимаю! Лола Монтес могла жить где угодно и заниматься чем угодно. Это была поразительная женщина. Прекрасно стреляла. Бесстрашно встретилась лицом к лицу с обезумевшей толпой. Роковая женщина. Политическая идеалистка. Бездарная танцовщица. Восхитительная актриса. Падшая. Героиня. Она могла бы с одинаковым успехом быть матерью королевы Виктории или Малютки Тима [98] .
Ирен так и не выпускала мое правое плечо, вынудив когтистого черного грифа перебраться чуть левее.
– Да, она легенда, это факт, Нелл. Мы никогда не узнаем всей правды. И не думаю, чтобы она этого хотела.
– Тогда чего она хотела?
– Умиротворения, которое нашла в конце жизни, и борьбы, которую ей пришлось вести, чтобы добиться этого умиротворения. Забери у нее хоть одно из этого, и она перестанет быть цельной.
Я спрятала лицо в ладонях, как капризный ребенок:
– Можешь считать меня не цельной, но меня бесит, когда Пинк командует нами и Квентином.
– Ей пришлось проглотить горькую пилюлю, когда на корню задушили сенсационный репортаж международного масштаба. Ей это не по нутру.