– Супруга в зените славы, – сказал Вандербильт.
– А украшения…
– Это мой последний подарок на тот момент. Жемчуга принадлежали российской царице Екатерине Великой, а позднее французской императрице Евгении.
– Да, драгоценности достойны королевы. Они в надежном месте?
– Разумеется, в нашем сейфе… Ох, я понял, к чему вы клоните, мистер Холмс. В свете недавнего… инцидента, возможно, лучше будет поместить их в банковское хранилище.
– Драгоценности упомянуты в письмах. Сложно сказать, что безопаснее: увезти их или оставить, даже, возможно, в качестве приманку.
– А что вы рекомендуете?
Я повернулся с готовностью покинуть это гнетущее место, но оставалась еще одна задача.
– Мне предстоит выкурить пару трубок, размышляя над вашим вопросом, мистер Вандербильт, да и над всем делом, чего уж греха таить. Это очень интересная, пусть и трагическая, головоломка. Полагаю, Командор был бы счастлив поставить передо мной такую задачу. Как и многие люди, добившиеся всего сами, он, должно быть, получал особое удовольствие, когда заставлял других прыгнуть выше головы. В этом деле присутствует и еще одна загадка калибром поменьше – почему преступники так скромны в своих требованиях? Но для начала я должен попросить разрешения уединиться на какое-то время в бильярдной, чтобы убедиться, что не упустил никакие улики.
– Мистер Холмс, вы прошлись по бильярдной с куда большей энергией и скрупулезностью, чем наша армия поломоек. Учитывая привычку Алвы ходить по дому в длинных белых лайковых перчатках и тут же увольнять любую служанку, которая оставила хоть пылинку, это не пустые слова!
– Мне, как и вашей жене, трудно угодить. Я должен еще раз осмотреть комнату перед уходом.
– Попрошу Уилсона дождаться вашего отъезда, когда бы он ни состоялся – в три часа дня или в три ночи. А сам я буду с нетерпением ждать ваших предположений и – с еще большим нетерпением! – разгадку истории.
Уилсон вошел и закрыл дверь за собой:
– Приехали за… телом, сэр.
Вандербильт потушил сигару, а я трубку. Хозяин встал и допил свой бренди:
– Надо проследить за тем, как его будут выносить. Но для начала найдите для мистера Холмса пустой конверт.
Удивленный Уилсон открыл верхний ящик маленького стола и достал большой конверт. Он наблюдал, как я пинцетом складываю туда бумаги. Должно быть, со стороны казалось, будто я имею дело с засушенными насекомыми, а не с пачкой писем с угрозами.
Мы с Вандербильтом пожали друг другу руки, а потом я покинул библиотеку, чтобы вернуться к загадкам бильярдной. Мне предстояло много о чем подумать, и в номере отеля меня никто не ждал, чтобы докучать вопросами о первых, пока еще незрелых, выводах.
В этом деле появились интригующие детали. Среди них, без сомнения, личность несчастного, которого собирались тайком увезти на вскрытие, а потом похоронить в могиле для бедняков. Я сожалел, что все происходит в обстановке секретности. Только в Америке у состоятельного человека вроде Вандербильта хватает связей или наглости попытаться обойти формальности, предусмотренные законом. Но готовность пойти на такой шаг, как и потребность обратиться к иностранному сыщику, подсказывали, что Вандербильт не так уж безупречно ведет свой бизнес.
Хотя, возможно, он просто с ужасом думает о том, что́ предпримет супруга, если узнает о происходящем в ее легендарном особняке. Похоже, леди представляет для мужа куда большую угрозу, чем любой безвестный проходимец. Как я часто говорил Уотсону, дамам нельзя доверять, даже самым лучшим из них. А уж когда речь заходит о худших… Тут даже я содрогаюсь, Уотсон. Содрогаюсь.
Общее правило таково… чем страннее случай, тем меньше в нем оказывается таинственного. Как раз заурядные, бесцветные преступления разгадать труднее всего, подобному тому как труднее всего разыскать в толпе человека с заурядными чертами лица.
Шерлок Холмс (Артур Конан Дойл. Союз рыжих) [24]
Из заметок Шерлока Холмса
Как только тело вынесли, я вернулся в комнату, которая пока что не открыла мне своих тайн. Вандербильт был прав: я прочесал бильярдную дюйм за дюймом, каждую ворсинку, каждую шерстинку.
Уилсон закрыл за мной двери и велел лакею сторожить вход. Я встал прямо у дверей и окинул взглядом все помещение, как если бы изучал декорации.
Дело не только в том, что произошло убийство. Я сомневался, что оно произошло здесь. Убийца, как это часто бывает, тщательно подготовил сцену смерти, руководствуясь пока еще неясными мне личными целями.
Бильярдный стол уже привели в порядок. Я вспомнил реакцию суеверной горничной, то, как ее сложенные пальцы касались лба, потом груди и плеч, совершая крестное знамение.
Теперь я ходил кругами по комнате, подбираясь с каждым разом все ближе к внушительному столу, а мой мозг воспроизводил неумолимую спираль мыслей и воспоминаний.
Я никогда не подумал бы о распятии, хотя поза трупа сразу же привлекла мое внимание. Пусть Уотсон частенько меня отчитывает за это, но я далек от религии в общепринятом смысле слова. Вы не найдете Холмса у алтаря: меня манит химическая лаборатория.
Возможно, это упущение, по крайней мере в этом случае, поскольку я убежден, что девушка права в своих невежественных инстинктах. Но в какой религии приносят в жертву старого, больного и потрепанного временем человека, а не молодого, здорового и невинного? Вот еще одна причина, по которой я не одобряю религиозные культы: они кажутся мне кровожадными.
Да и зачем преступнику нужно было не просто совершить преступление, но и оставлять послание?
Поверхность стола простиралась предо мной – огромная лужайка со следами высохшей крови. Если на ковре вокруг стола не осталось никаких следов волочения…
Я резко подпрыгнул, опершись на резной деревянный борт, и вскочил на стол, словно обезьяна.
Подобные прыжки убедили бы случайного наблюдателя, что я безумен, но здесь не было свидетелей, даже моего дорогого Уотсона.
Я стоял на краешке бильярдного стола мистера Вандербильта и мысленно представлял покойника, распростертого передо мной.
Если на ковре нет никаких отметин…
Я стал рассматривать огромный светильник, освещавший всю поверхность стола и висевший теперь вплотную к моей голове. Это был купол из витражного стекла с ободом около полуметра и целым лабиринтом электрических лампочек внутри – современный канделябр, настолько большой и яркий, что его света хватило бы на собор, если бы его подвесили повыше, чем над бильярдным столом.
Даже скрытые крепления протирали от пыли, но не так часто, как комнату. Через увеличительное стекло я увидел кое-где участки яркого металла, тогда как по всей поверхности люстра была покрыта едва заметным слоем пыли.