С облегчением свернув блокировку, я вновь зажег светляк, на этот раз поярче, и принялся осматривать защищенные конструктом стенки кареты. Самое слабое место нашлось довольно быстро. Дверцы. Как плотно ни подгоняй поверхности, одним целым они не станут. Нет, вынести одну из них так, как я это проделал с Раздориным, мне, конечно, не удастся, печать слишком сильна, но… В месте, где дверь соприкасается с корпусом экипажа, имеется небольшое и малозаметное, но очень удобное для моих целей искажение этого самого конструкта. Нет, если пользоваться чем-нибудь убойным, то ничего хорошего не выйдет. Печать просто впитает такую конструкцию, но… у меня ведь ничего такого в арсенале и нету, а вот непрямое воздействие, скажем, бытового характера, может и прокатить… Например, такое.
Вспоминая уроки Меклена Францевича и Хельги, подношу ладонь к месту крепления петель и чувствую, как из-под нее бьет холодом. Над рукой вспухает маленькое снежное облачко и тут же тает, оседая на коже микроскопическими капельками. Бытовой конструкт для охлаждения напитков после небольшой перестройки промораживает любой предмет не хуже жидкого азота. Помнится, Берг Милорадович был весьма впечатлен, когда я продемонстрировал этот опыт, после очередного его отказа посодействовать в моем обучении боевой менталистике. А вот князь тогда отреагировал в своем репертуаре: «Виталий Родионович, дорогой! Если уж вы вытворяете такое с обычными бытовыми наговорами, то что будет, коли допустить вас к боевому оперированию?! Нет-нет, и не уговаривайте! За уничтоженную столицу, государь по головке не погладит, и плакали тогда все мои надежды на пустырь за канцелярией, это уж как пить дать». Юморист упертый… Эх.
Экипаж катится вперед, погромыхивая на брусчатке мостовой, а я внимательно прислушиваюсь. Нет, не слышно. А мне нужно точно знать, сколько людей меня сопровождает. Жаль, но время терять больше нельзя. Медленно ухожу в транс. Все дальнейшие действия должны быть быстры настолько, насколько это в принципе возможно.
С силой бью по стыку двери и корпуса экипажа, и створка выламывается вместе с частью стенки, рассыпая на ходу мерзлые осколки дерева. Удержав дверцу, аккуратно втаскиваю её внутрь и, почти мгновенно прощупав округу, довольно улыбаюсь. Рядом только водила. Прыжок! Цепляюсь за выступ крыши и, перебросив тело через нее, оказываюсь за спиной возницы. Не обращая никакого внимания на проносящийся мимо, теряющийся в ночной тьме пейзаж, зажимаю голову противника в жестком захвате. Тот сучит ногами, но сделать ничего не может.
Замечаю впереди узкий проулок, под небольшим углом отходящий от улицы, по которой мы едем.
– Правь туда.
Поворот, еще один, и экипаж останавливается в небольшом тупике меж двух длинных лабазов. Вот теперь можно и поговорить. Опомнившись, вновь разворачиваю блокировку и, стащив уже синеющего Раздорина с козел, бросаю его на землю. На! Удар каблука приходится по и так пострадавшему носу моего похитителя, окончательно сворачивая его набекрень. Псевдодознаватель сдавленно охает, глаза его закатываются, и он обмякает, выпустив из руки барабанник, который почти успел достать из кармана. Вот и ладушки.
Предельно внимательно обыскиваю бесчувственное тело псевдоколлеги и, перебрав всё найденное, с удовольствием распихиваю трофеи по карманам. Перезаряжаю свой «Барринс» найденными в вещах Раздорина патронами и отправляю верный ствол в кобуру, которую с меня так и не удосужились снять. О, а вот и ключ от наручников. Споро сворачиваю болты и, отбросив в сторону изрядно надоевшие браслеты, обращаю внимание на завозившегося на земле Раздорина. Приходит в себя, уродец. Вовремя.
Удачное местечко нам попалось. Никаких жилых домов, припозднившихся прохожих и прочих неприятных случайностей, что могут на корню зарубить искренность исповеди моего подопечного. Вообще, экспресс-допрос в полевых условиях штука довольно нервная и откровенно грязная, так что свидетели нам ни к чему. Я же говорю, удачное местечко. Ну-с, приступим.
Сначала Раздорин смотрел на меня с насмешкой. Но через несколько минут понял, что был неправ, и принялся шипеть от боли, с которой уже не могли справиться его навыки менталиста. Он-то, наивный, думал, что я начну его сознание потрошить… ошибся. А что, я похож на идиота? На кой мне состязаться с мастером на его поле? Нет уж. Сам всё расскажет, добровольно и быстро… ну, почти добровольно. А я послушаю и запомню.
К моему сожалению, из той речи, что выдал мне Раздорин, многого узнать не удалось. В частности, я так и не понял, в чем был интерес заказчика, то бишь Романа Георгиевича, сначала возжелавшего довольно невежливо пригласить к себе в гости Ладу, а когда не получилось, переключившегося на меня. Нет, то, что целью всех этих действий был я, понятно, но зачем было воровать Ладу? Этого Раздорин не знал. Равно как и суть претензий «колобка» к нашей семье.
Вообще, мой собеседник, несмотря на то что производил впечатление довольно осведомленного человека, оказывается, знал крайне мало по-настоящему интересных вещей. Например, он понятия не имел, кем является его заказчик, с которым ему, по сути, просто приказали работать. Кто? Даны.
Это известие заставило меня скривиться. В отличие от дворцовой подковерной возни, где смерть участников была скорее вынужденным исключением, чем правилом, с людьми, участвующими в шпионских играх, не церемонились никогда. Уж это-то я знаю точно…
Поняв, что просто завалить этого урода и спокойно отправиться обратно в Брег, мне уже не светит, я прервал допрос и принялся упаковывать оглушенного собеседника с учетом имеющихся возможностей. Теперь я просто обязан доставить охранителям эту тварь живой. А то, что настоящие «канцелярские крысы» наверняка уже весь Брег перерыли, пытаясь найти некоего Старицкого, я ничуть не сомневаюсь.
Собственно, именно потому, что ожидал прибытия в Брег арконских коллег, направленных по моей просьбе Телепневым для продолжения расследования, я и последовал столь неосмотрительно за Раздориным, когда он явился в полицейский участок и продемонстрировал мне медальон охранителя. Как выяснилось во время допроса, снятый им с убитого три года назад конуградского дознавателя.
Учитывая собственный недавний опыт побега из-под печати, я принял несколько нестандартное решение в плане фиксации пленника. Разрезав ножом длинный ремень сыромятной кожи, найденный мною в ящике под козлами, на четыре части, я вымочил получившиеся куски в ближайшей луже, после чего, затащив Раздорина в экипаж, принялся вязать узлы. Каждую конечность клиента я накрепко привязал к одному из держателей для светильников, так что пребывающий без сознания Раздорин оказался в подвешенном состоянии. Жестоко? О да. Зато есть хоть какая-то гарантия, что он не сможет освободиться. Кожа быстро высохнет, и тогда эти узлы уже будет не развязать. Старый испытанный прием, правда, вредный для здоровья связанного, но это уже не моя забота. Если Раздорин окажется интересен канцелярии, лекари быстро приведут его в порядок, а если нет… то, учитывая сотрудничество с «вероятным противником», плаха освободит его от этой проблемы раз и навсегда.
Пытаться восстановить защищавший экипаж ментальный конструкт, я даже не стал пробовать. Просто поставил дверцу на место и воспользовался методом, применяемым как полицией, так и охранителями при опечатывании помещений.