Загадочный гость уселся на ковёр и принялся вытаскивать из сумы и раскладывать перед собой необходимые ему для проведения ритуала предметы – чашку из кокосового ореха для подаяния, огниво, какие-то камешки, пучки трав, амулеты. После этого он закурил трубку. Комнату заполнил аромат опиума. Прошло минут пять и у Одиссея слегка «поплыла» голова. После некоторого молчания дервиш что-то торопливо забубнил себе под нос, шамкая беззубым ртом. Кенингсон едва успевал переводить его слова. Чего-то он и сам явно не понимал, но старался не останавливаться.
Постепенно голос бесноватого вещуна становился всё громче, пронзительней и неприятней. То, что он верещал по сути было полным бредом сумасшедшего. Иногда он взвизгивал и махал перед собой руками, будто отгоняя духов.
Глядя на потухший взор привычного опиофага, Одиссей чувствовал себя обманутым. Несмотря на весь свой скепсис, в глубине души он ожидал чего-то другого. Да и по лицам других присутствующих было заметно, что все разочарованы. Взамен обещанных откровений просветленного отшельника они получили туманный и напыщенный набор слов.
– Я результат слияния с божеством и растворения в нем первоначальной личности. Теперь я голос Вселенной… Дыхание зефира полураскрывает чашечку цветка, но узловатую сердцевину старого дуба может расколоть лишь топор. Свет полон мелодий, он дрожит любовным опьянением. Но слепец читает ли в зеркале?
«И это всё?!» – Одиссею хотелось спросить у организатора сеанса. Но тут Луков заметил, что речь дервиша сделалась как будто стройней.
Оказывается, всё, что было до этого, являлось лишь погружением в трансовое состояние, тонкой настройкой перед медиумическим сеансом. Через некоторое время освобождённый от контроля сознания и волевого центра дервиш стал описывать всплывающие перед его внутренним взором причудливые картины. Он рассказывал о ещё не случившихся политических событиях, извлекая их из сферы собственного бессознательного, а может и из самого мирового эфира. И всё это с неподвижным, словно окаменевшим лицом. Застывший взгляд его был полон равнодушия и безучастия. На вопросы самых нетерпеливых медиум вначале отвечал неохотно или невпопад. Но постепенно состояние его менялось – по ходу сеанса дервиш приближался к очередному переходу.
Вскоре он стал более охотно общаться с публикой, рассказывая по просьбе зрителей такие подробности об их повседневной жизни, что сами задавшие вопрос, а также хорошо знающие их личные обстоятельства знакомые только диву давались. Дервиш охотно толковал сны, рассказывал, где найти выгодный заработок, как избежать грозящей опасности. Нужные факты он извлекал из прошло и туманного будущего с изящной лёгкостью. Лицо его оживилось. Ещё через десять минут оно приобрело большую подвижность слабоумного. Теперь от него можно было ожидать самой дикой выходки, какого-нибудь непредвиденного импульсивного действия. Дервиш будто привычно балансировал на краю помешательства. И именно в этот момент Одиссей тоже решился задать вопрос, который привел его в этот дом….
– Какая самая большая опасность мне угрожает? – выкрикнул он со своего места, чтобы его голос был услышан сквозь общий шум.
Дервиш вздрогнул, словно получил удар током, и повернулся всем корпусом в сторону Лукова. После чего стал ритмично раскачиваться из стороны в сторону и мычать. И всё это с закрытыми глазами. Так продолжалось минут пять не меньше. Но вот медиум открыл глаза и запустил руку в свою суму, из которой вытащил довольно устрашающего вида длинный нож. Он подозвал хозяина дома.
Какая-то впечатлительная женщина стала отговаривать Кенингсона: мол, сами видите, как опасно в данный момент приближаться к этому буйному бродяге.
– Благодарю вас! – бесстрашный археолог галантно поцеловал ручку даме. – Но вы напрасно беспокоитесь за меня, ведь я умею соизмерять долю риска в своих поступках.
Кенингсон подошёл и склонился к дервишу, выслушал его просьбу, после чего согласно кивнул. Затем с интригующим выражением лица объявил коллегам, что чародей требует немедленно принести ему живую курицу. Хозяйская кухарка тут же была отряжена за необходимой покупкой, благо лавка торговца всякой живностью располагалась тут же неподалёку – через улицу.
Когда несчастную несушку принесли дервишу, он немедленно отсёк ей голову своим ножом. Какой-то даме от вида брызнувшей фонтаном крови стало дурно, но в целом публика мужественно выдержала отталкивающее зрелище.
Дервиш стал лить куриную кровь в принесённый ему эмалированный таз.
– Пусть ко мне подойдёт человек, который спросил меня последним.
Все взгляды устремились на новичка в их компании. Одиссей приблизился к непредсказуемому чародею и по его знаку сел напротив. Вглядываясь в содержимое таза, дервиш хрипло заговорил:
– Злой дух – виновник сотен человеческих смертей в этих местах, а не животное. Самые лютые хищники по сравнению с ним – безобидные ягнята. У него душа, чернее самой тёмной ночи. Союзные духи показывают мне его… Вот он, я вижу его!
Дервиш вскрикнул, отшатнулся от таза и прикрылся рукой. Но быстро овладел собой и продолжил:
– Он меняет тела, как одежды. Сегодня он один человек, завтра другой. Послезавтра впрыгивает в шкуру зверя и становится зверем. Он не может быть убит пулей, или дробью, или какими-либо другими способами, которые пробовали многие охотники. Все они приняли страшную смерть. Зверь не знает пощады.
В доказательство правдивости своих слов дервиш стал в деталях описывать лишь один эпизод из многих преступлений того, о ком он говорил. И судя по его рассказу, речь действительно шла о тигре-оборотне, который обладал развитым интеллектом очень умного человека, и вместе с тем отточенными охотничьими повадками опытного хищника.
– Я могу лишить его части дьявольской силы, но для этого мне необходима какая-нибудь вещь, принадлежащая Зверю.
Одиссей протянул дервишу письмо с предупреждением, которое он получил недавно от неизвестного адресата. Но шаман даже не взял его, сделав брезгливый жест кистью руки.
Тогда Луков вытащил из своего вещевого мешка кобуру с подаренным ему комиссаром «маузером» и положил её перед медиумом. Ведь как утверждал Лаптев, он снял её с трупа подстреленного им Джунаид-бека – «Чёрного хана». Но дервиш заявил про пистолет, что хозяин этой вещи мёрт, тогда как оборотень жив.
– Мне сказали это духи – пояснил он.
Возвращая «маузер» Лукову предвидец сообщил:
– Если зверь начнёт охоту на вас – никакое оружие вам не поможет. Если жизнь не надоела вам, бегите туда, откуда пришли…
Мрачное предостережение дервиша засело в мозгу Одиссея. Не то, чтобы он испугался, нет. Однако, на душе стало как-то неспокойно. Только работа позволяла отвлечься от неприятных мыслей. А хлопот хватало с избытком, голова одновременно была занята сотней проблем. Похоже некоторые ташкентские начальнички полагали, что, выдав москвичам конвой из двух десятков красноармейцев при двух пулемётах, а также лошадей и провиант, они теперь с полным правом могут выпроводить экспедицию в сторону гор, после чего забыть о её существовании. Но Луков всячески сопротивлялся давлению со стороны тех руководителей, которые всячески торопили его завершить подготовку. Не имея организационного опыта, вчерашний кабинетный учёный, тем не менее понимал, что оттого, насколько он хорошо сейчас снарядит и подготовит свой маленький отряд, будет зависеть доберутся они до цели или сгинут в диких песках или горах.