Оставшись один, мужлан наконец заметил незнакомых ему людей в полётном обмундировании и направился к ним. Выяснилось, что он новый комиссар экспедиции, назначенный вместо сразу же скомпрометировавшего себя прежнего. Кто-то из свидетелей безобразной сцены, учинённой Лаптевым в литературного кафе, всё-таки пожаловался высокому чекистскому начальству на Лаптева, и того отдали под суд. А вместо него в экспедицию прислали нового политического надзирателя.
Взгляд у этого человека был насупленный, угрюмый из-под густых бровей, во всём его облике не было решительно ничего приятного. «Прав генерал, – сказал себе Луков, – любой новый комиссар будет хуже предыдущего».
После короткого разговора комиссар тоже ушёл по своим делам. Он забыл поднять брошенный ему под ноги лётчиком листок. Это сделал Вильмонт. Расправив скомканную бумагу, генерал прочёл вслух:
– Пункт первый: лётчик должен указать из среды служащих своего отряда не менее двух лиц, кои согласны дать подписку в том, что в случае перелёта лица, за которое они ручаются к противнику, они согласны нести какую угодно ответственность вплоть до расстрела.
Пункт второй: лётчик должен предоставить гарантии членов своей семьи и родственников, а также ближайших друзей, что он не перелетит к врагу. В случае измены лётчика эти люди подлежат расстрелу.
Пункт третий: родственники лётчика обязуются не менять места своего жительства без разрешения чрезвычайной комиссии. Ну и так далее…
Вильмонт сложил лист вчетверо и убрал в карман.
– Как видите: взятие таких расписок является обычной практикой в отношении «военспецов из бывших».
И ещё генерал добавил, что насколько ему известно каждый месяц от красных перелетают на бесценных самолётах к белым полдюжины пилотов, среди которых подавляющее большинство бывшие офицеры.
– В таких случаях мои бывшие коллеги по «охранке» тоже часто прибегали к подобным не совсем чистым приёмам, хотя вне службы руководствовались такими благородными понятиями, как честь дворянина и офицера.
– Тогда уж не вы ли научили чекистов таким методам? – раздражительно поинтересовался Одиссей, у которого душа болела после полученного им известия о гибели коллег по университету. Луков с большим трудом изображал, что не знает о произошедшей этой ночью трагедии.
Генерал внимательно посмотрел на него и пояснил:
– Нет, я лично чекистов не консультировал по этому вопросу, но кое-кто из моих бывших сослуживцев-жандармов вне всякого сомнения делает это. И я их не осуждаю. Государство без политической полиции – утопия. А у контрразведки своя мораль, суть которой можно выразить древним изречением: «Финис санктификат мэдиа – «высокая цель оправдывает средства». Предательство и шкурничество, – вот с чем лично я никогда не примирюсь, и буду бороться до окончания дней своих.
Лукову показалось, что последние слова проницательного старого контрразведчика являются предостережением лично ему. Одиссей вспомнил о половинке карты с изображением шута в своём внутреннем кармане. Хотя молодой человек был полон ненависти к большевикам, тем не менее, он ещё не решил, как поступит, когда к нему явиться обладатель второй половинки этой карты и потребует выполнить его приказ.
Если на аэропланах бывшей царской армии часто изображались Георгий Победоносец, другие святые, православные символы, то крылатые машины большевиков обычно украшали кабалистические символы, черепа с костями и прочая чертовщина. В частности на борту одного самолёта экспедиции был очень натуралистично изображён чёрт с мохнатыми козлиными ногами, на другом красовалась смерть с косой в одной своей костлявой руке и огромной бутылью самогона в другой.
Недоумённо косясь на дьявольские рисунки, Дрэссер поинтересовался:
– Почему вместо пролетарской символики на красных аэропланах намалёвана эта бесовщина?!
Неожиданно Одиссей услышал тихое бормотание.. В первую секунду ему даже стало не по себе, Рядом был курган с возможно упрятанной в его недрах могилой.
Дрэссеру ответ понравился. Тут он заметил изображение обнажённой пышнотелой красотки на фюзеляже стоящего чуть поодаль «Сопвича». Барышня возлежала в призывной позе.
– А это что за порнография? Тоже символ воинствующего безбожия? – явно добродушно осведомился он.
Тут даже остроумный механик немного замешкался с ответом, однако всё же нашёлся:
– Известно что – красивая краля для поднятия боевого духа товарищей военлётов. Женщина – она хоть и нежелательный объект на аэродроме, как и на корабле, однако куда ж мужику без бабы.
Все захохотали. Дрэссер тоже. После такого ему не оставалось ничего иного, как разрешить оставить рисунки, но с одним условием сразу по возвращении на базу снабдить их лозунгами: «За РКП (б)!», «Даёшь мировую революцию!», «Смерть буржуям!». А самолёт с эротическим изображением на фюзеляже удостоился даже имени собственного. Отныне он должен был именоваться «коммунаркой». Естественно изображённой девице в связи с её новым статусом надлежало подрисовать одежду и красную косынку.
– Вы что нагрузили портфель кирпичами? – вполголоса, чтобы его не услышал пилот машины, удивлённо поинтересовался Вильмонт, оглядываясь на Лукова.
– Там книги, я взял с собой Коран и недавно изданную рукопись «Молитв за пророка Мухаммеда» на арабском языке. Всё-таки мы отправляемся за Восток.
Генерал пожал плечами.
– Что ж, тогда начинайте молиться прямо сейчас, чтобы наша крылатая этажерка не рухнула вскоре после взлёта из-за того, что вы её так нещадно перегрузили.
К счастью снабжённые лыжами самолёты легко оторвались от снежного поля. Огромный немец хоть и едва помещался в кабине, оказался настоящим «Маэстро воздуха». Он управлял не самой новой машиной просто виртуозно.
Воздух на высоте был прозрачным и ледяным, слегка обжигал лёгкие при дыхании. В открытой кабине свободно гулял ветер. Но лётчикам и пассажирам всё это было нипочём благодаря специальному обмундированию, состоящему из тёплого белья и нескольких «слоёв» верхней одежды. В меховых унтах выше колен и перчатках из оленьей шкуры, тёплых свитерах и кожаных полупальто, надетых поверх мешковатых толстых комбинезонов, они выглядели как полярные путешественники. Незадолго до вылета Одиссей натянул на голову подшлемник, роль которого играл вязаный лыжный шлем, и ещё поверх него нахлобучил кожаный шлем на козьем меху. А ещё членам лётных экипажей полагались очки для защиты глаз от ветра и искр летящих из мотора, а ещё стёганная ватная маска, чтобы не обморозить лицо. На Земле Луков с трудом мог передвигаться в этих «доспехах», чувствуя себя неповоротливым увальнем. Ему стоило немалого труда забраться в кабину. Зато на высоте 2000 метров такое снаряжение отлично защищало от холода.
Одиссей впервые поднимался в небо, но вместо ликования от обилия новых впечатлений, ощущал смертную тоску. На этой головокружительной высоте им овладел прежде малознакомый ему ужас.