Что касается особенностей застройки, то высоких зданий, представляющих большой интерес с точки зрении особенностей архитектуры, даже в центре Ташкента было мало. В основном он был застроен одно– и двухэтажными глинобитными домами. Стоило свернуть с главных «проспектов» в так называемый «старый» или «туземный город», и ты оказывался в лабиринте запутанных узких улочек.
И чем дальше Одиссей удалялся от центра, тем больше городской ландшафт приобретал трущобный вид. Вот здесь как раз ощущалась средневековая старина! Этот воздух в прямом смысле был насыщен атмосферой места – если в центре города власти ещё, похоже, пытались следить за тем, чтобы население не использовало арыки для бытовых нужд, то на окраинах это, видимо, сделать было сложно. Острые запахи навевали мысли об открытой канализации и тут же по соседству готовящейся на открытом воздухе еды.
Теперь Лукову попадалось много бородатых узбеков с загорелыми до черноты лицами в полосатых халатах, ичигах или брезентовых сапогах; женщин в паранджах. В арыках с мутной водой плескались шумные стайки голых карапузов. Иногда Луков останавливался, чтобы дать дорогу ишаку, запряжённому в арбу с высокими скрипучими колёсами. Вот из-за поворота показался точильщик ножей в синей рубахе до колен, перехваченной широким поясом в талии с точильным кругом ремне, выкрикивающий на местном языке свои призывы:
– Ножи-ножницы точу-у-у!»
Такие колоритные бродячие торговцы, ремесленники с неизменным ишаком, везущим товар или инструмент в тележке ещё несколько раз попадались Лукову. У каждого из них был свой призывной крик или звук – колокольчик, свистелка, бубен:
– «Свежь, кисл молокьё!», «Посуду лу-у-дим! Лу-учше-е но-ово-ой буде-ет!», «Уголь продаё-ём!», «Кероси-и-и-н!».
Вот оказывается, где начинался истинный Ташкент! Правда здесь царила пыль, грязь и ужасающая антисанитария. Но, зато люди были по-восточному внимательными даже к незнакомцу, приветливыми и гостеприимными. Видя заинтересованные взгляды Одиссея, его то и дело зазывали в гости, – то в один дом, то в другой, угощали чаем с лепёшками, расспрашивают кто он, да откуда. Одиссей вовсе не спешил в «караван-сарай» с новомодным революционным названием, поэтому с удовольствием принимал приглашения.
От хлебосольных хозяев он переместился в чайхану. С собой у Лукова были две свежие газеты, купленные ещё в центре. Одна называлась «Туркестанская правда». На её страницах в основном были размещены лозунги и написанные плохим стилем пропагандистские агитки.
Вторая же, – даже не газета, а скорее информационный листок, состоящий всего из двух страниц небольшого формата, издаваемый, судя по всему, на частные деньги и набранный плохим типографским шрифтом, тем не менее, был гораздо интересней. Из него можно было почерпнуть любопытные сведения о повседневной жизни местных обывателей, что как учёному-востоковеду Лукову было особенно интересно. Одиссей с любопытством читал о театральной премьере в русском театре, о талантливых воспитанницах местной женской гимназии. А криминальный очерк об убийстве молодого приказчика-армянина конкурентами, которые натравили на христьянина банду молодых фанатиков, принадлежащих к какой-то воинствующей мусульманской секте, показался Лукову великолепным остросюжетным произведением с налётом мистики.
Даже рекламные объявления, на которые Одиссей обычно редко обещал внимание, на этот раз доставили ему удовольствие, ибо напомнили о прежней мирной жизни.
Внизу последней страницы Луков наткнулся на траурный некролог по поводу смерти городского фотографа. Одиссея неприятно поразило, что покойный оказался однофамильцем начальника его экспедиции. Он тоже носил фамилию «Вильмонт»…
Ложась в кровать, новый постоялец Дома-коммуны даже не убавлял свет в керосиновой лампе, и клал револьвер под подушку. Он и сам был уже не рад, что согласился жить отдельно от приехавших из отдалённых кишлаков молодых рабочих, чей запах поначалу показался ему просто невыносим. Но что такое дискомфорт от ароматов немытых тел по сравнению с животным ужасом, который он испытывал уже которую ночь…
Впрочем, первое впечатление от рабочей общаги было вполне обнадёживающим. А может всё дело в том, что само настроение в последние дни у Одиссея было приподнятым. Он оправился от неприятной болезни и заодно выспался и отъелся на казённых харчах. Ташкент, несмотря на все свои контрасты, показался Лукову удивительным городом, где как он чувствовал, в его жизни должно было произойти что-то очень важное. И, наконец, весна! Чудесная, долгожданная девица, она повсюду расстелила свой зеленеющий ковёр, лопались почки, буйно цвела мимоза, урюк, шелковица, а на душе молодого человека звучали песни, и чертовски хотелось влюбиться. Вот в таком легкомысленном настроении Одиссей и прибыл по указанному ему адресу…
Возле входа в обшарпанное двухэтажное строение с претенциозной вывеской на фасаде «Дом-коммуна нового быта» щетинились клумбы с экзотическими для русака цветами.
Войдя внутрь, Одиссей и вовсе отбросил все сомнения, ибо внутри было довольно чисто, хотя и бедно. Но он и не рассчитывал на «Метрополь». Правда посетитель то и дело рисковал споткнуться о ползающих повсюду маленьких детей или наступить в произведённую кем-то из карапузов лужу, впрочем, это ведь были сущие пустяки. Главное, что проблема, где переночевать разрешилась вполне благополучно.
Его встретили очень хорошо, и всё благодаря записке из военной комендатуры. В отличии от большинства постояльцев, блатному гостю даже был предложен выбор – подселиться к компании жильцов или заехать в отдельный «нумер». Таким образом, несмотря на то, что заведение гордо именовалось «коммуной», Одиссей получил возможность уединения, хотя все бытовые условия были, естественно, общими и самыми примитивными.
В комнате, куда его поселили, из мебели присутствовали только старая железная кровать, два расшатанных стула и стол, покрытый скатертью с отвратительными бурыми пятнами. На деревянном полу не было ковра, а вместо обоев на стенах только побелка, как в больничной палате. Но Одиссей был рад и этому. Скинув ботинки, молодой учёный улёгся на кровать, закинул руки за голову и с иронией осмотрел свои владения: «Конечно это не шикарные апартаменты с будуаром, гостиной и кабинетом. Золотой лепнины и красного дерева тоже маловато. Впрочем, даже сам Дарвин во время своего легендарного кругосветного путешествия на „Бигле“ ютился в крохотной каморке, фактически вместо стула сидя верхом на проходящем через его каюту и рабочий стол корабельном румпеле. А кто, в конце концов, сказал, что меня тоже не ожидает великая слава первооткрывателя?!».
Вскоре в дверь вежливо постучали. Это комендант принёс дорогому гостю верблюжью кошму, которую надлежало подложить под матрас для защиты от скорпионов и пауков-каракуртов. Новость, что эти милые создания могут нагрянуть к нему в номер, когда он будет спать, несколько встревожила Лукова. После этого он с большой тщательностью осмотрел все углы и закоулки, но никаких насекомых не обнаружил. Кажется, можно было спать спокойно. Одиссей ещё не догадывался о коварных замашках местных паразитов, которые при свете дня скрывались в своих тайных норах и щелях и выходили на охоту лишь, заслышав человеческий храп.