Мардер сжал окровавленную руку друга.

– Скажи мне! – еле слышно прохрипел Скелли.

– Ну ладно. В день бомбардировки я наткнулся на отряд монтаньяров, которые работали на другую группу спецсил. Они помогли тебя нести и показали дорогу до Куанглока.

По лицу Скелли расползлась улыбка.

– Я знал, – сказал он, а потом закрыл глаза и больше уже ничего не говорил.

23

Мардеру тоже пришлось ехать на «Скорой», когда выяснилось, что у него затруднено дыхание. Он не мог держаться на ногах. Его положили все в ту же больницу в Ласаро-Карденасе, дали кислород и подыскали для него приличную палату, потому что он был важным человеком, а еще потому, что его дочь настаивала на этом и для убедительности раздавала пачки купюр.

Когда она вошла в палату, в руках у нее был объемистый букет бархатцев, а по лицу ручьями текли слезы. Мардер знал, почему она плачет. Он развел руки, и дочка кинулась ему на грудь. Он обнял ее, бормоча что-то утешительное, бессмысленное.

– Когда ты?..

– Мне сказал доктор Родригес. И передал послание от Скелли. Завещание, по сути. Он все оставил мне – квартиру в Нью-Йорке, машину. Еще там указаны реквизиты счетов во всяких зарубежных банках. С чего он так?

– Он тебя любил. Он всех нас любил, на свой ужасный манер. Мы были его семьей.

– Но он же постоянно придирался ко всем. Особенно к тебе. И эта ужасная выходка в конце, когда он притворился предателем…

– В этом был весь Скелли. Он думал, что кругом одна ложь, одно притворство. За исключением нас. А потом и я оказался вруном…

– Да прекрати ты! Не выношу, когда ты себя так бичуешь. Ты совершил ошибку, мама переборщила с таблетками и упала с крыши. Да, это все очень тяжело, но мы ведь не в античной трагедии, чтоб тебя! Кстати говоря, Питер уже в пути.

– Правда?

– Да, я сказала, что иначе нагряну в Калтех, изобью его до полусмерти, а потом буду с транспарантом ходить за ним по кампусу и стыдить перед друзьями и знакомыми. Ханжа, поганец мелкий! Ты ведь мог умереть!

Она заплакала было снова, но потом шумно высморкалась, встряхнулась, со смущенной улыбкой взглянула на отца и вернулась в привычный образ девушки-инженера.

– Ну и как же ты намерена распорядиться привалившим богатством? – спросил Мардер.

– Погоди, в завещании есть одно условие. Мне нужно будет отвезти его пепел в Лунную Речку и там развеять. Дичь какая-то, но он написал, ты знаешь, где это.

– Это в Лаосе, – сказал Мардер, оправившись от потрясения. – Думаю, я смогу назвать тебе точные координаты. Но ты же не прямо сейчас улетаешь, правда?

– Нет. У меня полно работы в casa. Ремонт, усовершенствования… ну и все такое прочее. Поскольку мы прославились на весь мир, особых проблем с деньгами не будет. Хочу после Нового года выбраться.

– Ну ладно. А Пепу ты не видела? Я, вообще-то, думал, она меня навестит.

– О, наша Пепа теперь в Дефе большая звезда. Засветилась во всех ток-шоу, в каких можно, а на «Телевисе» ей вроде бы предложили вести собственную программу с журналистскими расследованиями. Кажется, в Плайя-Диаманте она особо не появляется. Ой, да ты расстроился?

– Да не особо. Конечно, я был бы не против с ней увидеться, но, наверное, наши пути разошлись. По сути, мы оказали друг другу по услуге и расстались без обид. Все бы отношения так заканчивались. А как там майор Нака? Кармел, ты что, покраснела?

– Ну, в общем, он явно мной интересуется.

– А ты им?

Она поерзала, рассмеялась, и ее лицо раскрылось, как цветок, озарилось улыбкой – даже десны стало видно.

– М-м-м. Знаешь, может, я и попробую.

– Замечательно. Мне он показался хорошим человеком. Не говоря уж о том, что тебя вряд ли посмеют тревожить люди определенного сорта, если ты будешь встречаться с мужчиной, который командует целым батальоном. – Он улыбнулся дочери, и той стало больно – до того печальной была улыбка. – Что ж, похоже, моя работа здесь завершена.

– То есть как это? Опять удрать задумал?

– Как знать, – сказал Мардер и откинулся на подушку. Стата подумала, что после смерти матери ни разу еще не видела отца таким умиротворенным и счастливым.

В конце января, недели через три после отцовских похорон, Кармел Мардер села в Мехико на рейс «Сингапурских авиалиний» и первым классом долетела до Сингапура, выложив за билет больше, чем составляла ее годовая стипендия в магистратуре. Такая расточительность была ей не свойственна, поскольку она унаследовала отношение отца к показным тратам, пусть и с половиной его многомиллионного состояния. Но последние несколько месяцев она работала не покладая рук, а ее нынешняя миссия была сопряжена с немалым стрессом, так что папа наверняка одобрил бы.

Из Сингапура она на голубом «Эйрбасе» «Вьетнамских авиалиний» добралась до Сайгона, а оттуда на самолете поменьше до Хюэ. В аэропорту, как и было условлено, ее встретил молодой человек, взял ее багаж, помог с таможенными и иммиграционными формальностями и провел к белой чистенькой «Тойоте». Он попросил называть его Лаки; Карен Лю, ее бывшая коллега по лаборатории, приходилась ему дальней родственницей. Узнав, что подруга собирается в одиночку путешествовать по Лаосу, Карен пришла в ужас и прямо-таки силой навязала ей гуаньси [172] , которыми располагал ее род в этой части света, и вот теперь Стата с комфортом катила по узким улочкам старой столицы к отелю «Империал», укутанная в пуховое одеяло конфуцианских представлений о долге.

На следующий день Лаки заехал за ней ни свет ни заря. Недолго думая, она заняла место рядом с водителем. Тот бросил на нее хмурый взгляд, затем пожал плечами и завел машину. В городе было свежо, влажно и пахло – не так уж неприятно – цветами, дизельным топливом и подгнившими фруктами.

Когда дорога пошла по сельской местности, Стата поинтересовалась, далеко ли ехать.

– Недалеко. Километров пятьдесят – пятьдесят пять.

– А, так это ерунда.

– Да, но это только по шоссе легко, до границы. Километров сорок пять. А последние десять – очень сложная дорога. – Рассмеявшись, он изобразил рукой синусоиду. – Вверх и вниз. Но вы не беспокойтесь, машина у меня сильная.

И в доказательство он напряг тощий бицепс.

Вскоре они выехали на 49-е шоссе, протянувшееся вдоль самой узкой части страны. Как и большинство соотечественников ее возраста, при мысли о Вьетнаме она представляла тропические джунгли, но здешний ландшафт напоминал скорее Виргинию: холмы, сады, пыльные маленькие деревушки, изредка встречались нарядные полуразрушенные гробницы, выделяясь белизной на фоне зелени.