Глупости, разумеется – но это с высоты прожитых лет, а тогда Мардер не видел еще ни одной смерти на поле боя, ему было девятнадцать, и в глубине души он знал – так же твердо, как то, что дышит воздухом, – что ничего плохого с ним не случится и он вернется к матери. Он это знал, знала мать, знал Бог. Дело было решенное.
«Бронко-1» располагалась близ деревушки, название которой звучало как «Шлик-Ли»; первый слог следовало шипеть уголками рта, второй – высоким нисходящим тоном. Это означало «река Мун», что казалось ребятам из ВВС довольно забавным – из-за песни [18] . Как обнаружилось, иначе как «Лунной речкой» американцы поселок и не называли. Этими и прочими сведениями с ними поделился сержант-координатор, когда они сбросили снаряжение в доме, отведенном для американцев. На базе находилось около дюжины офицеров спецназа, лейтенант и несколько сержантов, которые, как вскоре узнали новоприбывшие, входили в подразделение, на военном жаргоне уклончиво именуемое «группой разведки и наблюдения». Группа отвечала за операции, которые считались слишком неординарными для обычного спецназа – такие, как «Железный тунец». Тут же располагался и взвод ЛЛДБ, то есть Войск специального назначения Южного Вьетнама, в задачи которого входило обеспечивать взаимодействие между войсками и оказывать переводческие услуги, а также платить монтаньярам, что удавалось им далеко не всегда. Аббревиатура расшифровывалась как «Лык Лыонг Дак Бьет», но американцы предпочитали вариант «Лентяи, Лопухи, Дуралеи и Балбесы», и монтаньяры были согласны с таким определением, только с бо́льшим на то основанием. Мардер выяснил это в первый же свой день на базе и счел недобрым знаком.
Еще одна неприятность приключилась, когда они познакомились со своим координатором, сержантом 1-го класса П. Ф. Скелли. Мардер сразу же припомнил американца из тайского бара, но Скелли либо не узнал его, либо умело притворялся, и Мардер никогда не заговаривал об этой встрече. Может, ее и не было вовсе. Он вдруг понял, что в голове у него скопилось неведомо сколько ложных воспоминаний. Так же, несомненно, обстояло дело и со Скелли. Это одна из особенностей войны: пространство и время спутываются, мозг от напряжения дает сбой, и бессознательно солдаты признавали это, когда говорили о каком-нибудь грандиозном событии, которое пережили на собственной шкуре: «Это было как в кино!» Нет, совсем не как.
Во время этой первой беседы, или лекции, сержант Скелли высказал несколько примечательных соображений.
Во-первых, поскольку они всего лишь тошнотики из ВВС, способные только жрать бургеры да наращивать жирок на задницах, у них и мысли не должно возникнуть, что они настоящие солдаты.
Во-вторых, в нынешнем состоянии они представляют угрозу не только для самих себя, на что лично ему глубоко плевать, но также для него и его «яров», а волосок с лобка слабейшего из них стоит больше, чем эти трое, вместе взятые.
В-третьих, все вышеупомянутое его бесит, и он намерен срывать злость на них, а потому постарается прикончить их во время подготовки или, как минимум, добьется того, чтобы они сами всей душой возжелали смерти.
В-четвертых, они, без всяких сомнений, передо́хнут на этом задании, ибо слишком изнеженны и тупы, чтобы выжить, а потому пускай и думать забудут о том, чтобы вернуться в мир и вновь увидеть родных.
В-пятых, если им вздумается обидеть кого-нибудь из монтаньяров или спутаться с их женщинами, то он лично усадит их на муравейник, не пожалев несколько банок клубничного джема из собственного пайка, которым по такому случаю обмажет голых тошнотиков из ВВС.
В-шестых, подготовка начнется завтра в пять ноль-ноль.
Он поинтересовался, есть ли вопросы. Вопросов не было. Трое тошнотиков вернулись в свою казарму, съели паек и со страхом стали ждать рассвета.
Поначалу подготовка сводилась в основном к бегу. Они преодолевали холмы и ручьи, заросли зубчатой осоки и на редкость кусачих колючек, неся на себе груз, с которым им предстояло отправиться на задание, – не только оружие, провиант, боеприпасы, воду и постельные принадлежности, но также переноски с ретрансляторами, «мопсами» и диагностическим оборудованием, необходимым для организации сетей передачи данных. По прикидкам Мардера, на каждого из них приходилось никак не меньше восьмидесяти фунтов [19] . Ласкалья и Хейден несколько раз падали и принимались хныкать, но вопли Скелли и уколы бамбуковым колышком, который он всегда имел при себе, приводили их в чувство. Мардер не плакал, но дважды терял сознание. Скелли был ниже их всех, нес на себе такой же груз плюс дополнительные боеприпасы и при этом нарезал – буквально – круги возле них и словно бы парил над тропой, в то время как рядовые страдали от ужасающей силы тяжести, которая выворачивала им конечности, безжалостно вдавливая экипировку в плоть.
Это было по утрам. Днем и в начале вечера они практиковались в стрельбе. Из всех троих только Хейдену случалось держать в руках винтовку, так что мучения ждали их и здесь. Они палили из обрезанных карабинов «CAR-16» и захваченных у противника «АК-47». Роль мишеней исполняли игральные карты, которые Скелли развешивал вдоль маршрута. (Казалось, у него был неограниченный запас этих карт; рядовые подозревали, что сержант стянул их из какого-то тылового магазина. Уже сейчас они понимали, что спецназ во многом удовлетворяет свои потребности за счет мелких хищений из армейских запасов, а то и откровенного воровства.) Во время этих занятий они двигались по тропе все с тем же грузом на плечах, сжимая в руках непривычное оружие, глаза заливал пот, их осаждали мошки; если им случалось пройти мимо карты, то Скелли, идущий следом, тыкал их колышком под ребра и вопил прямо в уши: «Ты сдох, жопа!»
После стрельбы они играли в прятки. Рядовые удалялись в джунгли, и через какое-то время сержант Скелли шел их искать. А когда находил, колол своей палочкой и в грязных выражениях отзывался об их уровне интеллекта и родословной.
Правда, во время одной из таких тирад Мардер сорвался и выпалил что-то в духе: если сержант еще хотя бы раз ткнет его этой палочкой, то он, Мардер, прострелит ему оба колена и будет каждый день смеяться, вспоминая об этом в военной тюрьме.
Скелли смерил его продолжительным взглядом, затем ухмыльнулся и сказал:
– Ты из Бруклина, да?
– Точняк, сержант, – ответил Мардер.
– И ты считаешь себя охренеть каким умником. Но уясни-ка вот что, рядовой: я прошел хорошую выучку и превосхожу тебя в любом военном искусстве; кроме того, я стою выше тебя в любом мыслимом виде человеческой деятельности – что умственной, что физической. Так что не смей мне больше угрожать, потому что, если еще хоть раз вякнешь, я вырву оружие из твоих дрожащих ручонок и загоню дуло тебе в задницу.
– Позволю себе не согласиться с вами, сержант, – проговорил Мардер. – С пистолетом я вас уделаю на любой дистанции и с любыми мишенями.