Скелли явно хотел сказать что-то еще, но в последний момент передумал.
– Пока не?..
– Ну, это самое… пока не натренирую их как следует, – спокойно ответил он. – Ладно, пойду к Стате и Хосе, им наверняка помощь нужна, – добавил он и двинулся к башенке, вовремя сообразив, что друг намерен устроить ему допрос.
«Так, значит, я все узнаю́ последним? – подумал Мардер. – Они так освобождают меня от бремени руководства – или манипулируют? И чем отличается одно от другого?» Ему надо было поработать с документами и много чего сделать на компьютере, но возвращаться в кабинет прямо сейчас не хотелось, а поскольку он тут хозяин, то может поступать как вздумается. Он прошел дом насквозь, прогулялся по территории casa и через калитку попал в colonia.
Очевидно, недавно в школе закончились занятия, и автобус уехал всего несколько минут назад, так как улица кишела детишками в форме. Среди них была и Лурдес со своей свитой почитательниц. После триумфальной поездки в Мехико к посещению школы она относилась серьезней некуда – не девочка, а золото. Девочка, которая умеет держать слово. Мардер остановился посмотреть на школьниц, когда те порхнули мимо; стройные загорелые ноги так и мелькали под подолами, которые благодаря туго затянутым поясам задирались гораздо выше, чем хотелось бы матерям, шившим эти платья. Они были похожи на стайку райских птиц, и Мардер наслаждался зрелищем чисто эстетически, без намека – насколько он мог судить – на похоть, которую ему приписывали в селении. Одна из девочек заметила его, и тут же последовал всплеск перешептываний и громкого хихиканья. Лурдес, однако, сохранила присутствие духа и не присоединилась к веселью, но, встретившись с ним глазами, вежливо кивнула, и Мардер ответил тем же. А потом они по гравийной дорожке умчались к домику прислуги.
Мардер же зашагал по главной улице colonia. Ее успели выровнять и посыпать гравием, а в эту самую минуту группа мужчин копала канаву на обочине и закладывала в землю толстые белые пластмассовые трубы. Мардер не припоминал такого своего распоряжения, но честь за все платить принадлежала, надо думать, ему. За ходом работ как будто бы никто не следил, и все-таки они велись. Дома теперь выглядели аккуратнее, меньше напоминая трущобные хибары и больше – нормальные человеческие жилища. Они поставили и столбы, чтобы у всех было электричество от дизельного генератора.
Неторопливо продолжая путь, он обратил внимание, что при виде его люди отрывались от работы, чтобы кивнуть, помахать или поприветствовать вслух – без чрезмерного почтения, не смущая его, однако они были счастливы, знали, что обязаны этим ему, и хотели, чтобы он знал, что они знают. Мардер вспомнил лаосских крестьян, которые точно так же вели себя со Скелли и другими солдатами, и ему стало больно. Опять к островку бесхитростной и относительно счастливой жизни подбирались демоны, желающие ее погубить, – там была политика, здесь алчность и жажда подчинять и властвовать. И как-то так вышло, что уберечь это место от печальной участи придется ему. В этот миг он ощутил истинную тяжесть своего бремени и захлебнулся от ничтожной жалости к себе: захотелось вернуться в нью-йоркскую квартиру, в славное кожаное кресло, и чтобы единственной проблемой была толстая стопка листков с корректурой, опус про Северную Корею на тысячу страниц, – все казалось таким простым в сравнении с нынешним сумбуром, и на кону не стояло ни одной жизни.
Чтобы привести себя в чувство, пришлось встряхнуться – в буквальном смысле, как коню, привлекая взгляды людей. Двинувшись дальше, он обнаружил зачатки коммерческой деятельности. В крошечной лавчонке продавали консервы, пиво, конфеты, сладкие напитки и муку, в другой стирали одежду, одна женщина с машинкой шила на заказ, а еще один мужчина торговал поношенными вещами, батарейками и шинами. Наконец, появилась кантина, которая представляла собой разнородный набор столов и стульев, навес из рифленого зеленого стеклопластика на опорах и плоскую дверь, уложенную на металлические бочки и заменявшую барную стойку.
За одним из дальних столиков, в густой тени, сидел священник, отец Сантана, и вел беседу с какой-то женщиной, склонив к ней голову. Мардер устроился за другим столиком, и тут же возле него возник владелец заведения и с улыбкой поинтересовался, что он может предложить дону Рикардо. Все заказанное появилось с молниеносной скоростью: ледяное пиво, ледяной же бокал, тарелка кукурузных чипсов и горшочек с mole, чтобы их макать. Владельца, коренастого мужчину, звали Хуан Пекеньо. Выполнив заказ, он замялся; догадавшись, что мексиканец хочет что-то сказать, Мардер спросил, не нуждается ли тот в его помощи. После нескольких невнятных попыток начать и множества извинений – ах, это такое пустяковое дело, зачем же докучать таким сеньору Рикардо – Пекеньо все-таки изложил свою просьбу: los malosos постоянно срывают ему поставки пива и пульке, а он бедняк и ничего поделать не может, но поскольку сеньор, как известно всякому, не боится los malosos и погнал их отсюда, как собак, то не мог бы он…
Сеньор обещал, что разберется; Пекеньо рассы́пался в благодарностях и покинул его. Взявшись за пиво, Мардер заметил, что на улице собралась кучка народу, человек семь или восемь, выстроившихся в подобие очереди. Еще он заметил, что женщина, толковавшая со священником, ушла, а место напротив святого отца заняла другая; к нему тоже стояла очередь. На миг Мардер встретился взглядом с Сантаной. Тот шутливо – но едва заметно – закатил глаза, сверкнул улыбкой. Затем его лицо опять посерьезнело, и он повернулся к своей прихожанке.
Как только ушел последний проситель, Мардер достал блокнотик, который всегда носил с собой, и начал чиркать заметки. Подняв между делом глаза, он обнаружил, что отец Сантана уселся напротив и жестом просит пива.
Когда священник получил свою бутылку и, не отрываясь, наполовину ее осушил, Мардер произнес:
– Часто здесь бываете?
Неудачная шутка и не более того, однако Сантана понял все буквально.
– Пару раз в неделю. Пожилым людям тяжело выбираться в город, так что, можно сказать, некоторых я обслуживаю на дому. А вы?
– Никогда. Точнее, сегодня я тут в первый раз. И очень рад, что вас встретил. Я планирую захоронить прах моей жены в родовом склепе ее семьи в Ла-Уакане. Хотел спросить, как вы смотрите на то, чтобы присоединиться ко мне и произнести нужные слова.
– С удовольствием. А вы приняли во внимание, что скоро День мертвых? Полагаю, время самое подходящее. Утром мне нужно будет служить мессы и выполнять прочие обязанности, но позже я освобожусь. Можно выехать после обеда.
Мардер поблагодарил его, и несколько минут оба молча потягивали пиво. Никто к ним больше не подходил. Наконец Мардер произнес:
– То, что происходило сейчас… странновато это все, честно сказать. Сел выпить пива, и вдруг мне уже надо вершить правосудие.
– Что ж, вы patrón. Это часть вашей работы. И я, откровенно говоря, куда охотнее буду смотреть на вас, чем на Эль Гордо или Поросенка.
– Да, но мне это неважно дается. Я же вообще не знаю этих людей. У меня нет представления, что хорошо и что плохо, честно и бесчестно.