– Нет у меня никаких проблем, и не надо мне ничего прикрывать. Прикрыть тыл? По-военному заговорили, значит? Господи, да война закончилась сорок лет назад, и мы проиграли. Забудь про нее.
– Такое не забывается, а если ты считаешь, что сам забыл, то ты даже бо́льшая задница, чем был раньше. Может, обгонишь вон ту колымагу? Если, конечно, не хочешь еще сто миль дышать дизельным пердежом.
– В Ричмонде есть аэропорт.
– Не сомневаюсь, но мы туда не едем. Слушай, шеф, я ведь жизнь тебе спас. Мы с тобой навеки связаны. Почему, думаешь, я все эти годы позволял тебе торчать рядом, почему сделал для тебя столько всякой херни? Уж не потому, что ты такой обаяшка. Я в ответе за тебя, и точка. – Скелли зевнул, потянулся и продолжил: – А сейчас надо бы покемарить. Я тут в «Махоуни» разговорился с одной девицей – то-се, пятое-десятое, так что и поспать толком не удалось. Растолкай меня, как подъедем к какой-нибудь достопримечательности – исторической там или при-родной.
С этими словами он прижался щекой к стеклу и через полминуты заснул. Этому его таланту Мардер страшно завидовал. Скелли мог спать в вертолете под обстрелом – Мардер не раз это видел, однажды даже во время ракетного удара. Он мог спать в болоте, на бетоне, а уж на мягкой кушетке ему будет удобнее некуда. Его сон казался неподдельным и глубоким, но если что-то потребует внимания Скелли, он вмиг проснется – собранный, готовый воспринимать информацию, действовать или отдавать приказы.
Мимо выезда на Ричмонд Мардер промчался с ветерком. Разумеется, у него и в мыслях не было доставлять Скелли в аэропорт; он собирался взять его в свой дом в Мексике. Ну да, навеки связаны.
Столько времени на федеральных автострадах Мардер не проводил с тех давних пор, как расстался с первой женой и проехал на мотоцикле от Нью-Йорка до са́мой Мексики – судьбоносная поездка. Сейчас он опять направлялся туда. Разница между автокемпером и «Харлеем» с «шовелхедовским» движком, на котором он путешествовал тогда, уложив все свои пожитки в пару сумок, – плата за зрелость с ее унылым накопительством. О былой легкости Мардер вспоминал с неизменной теплотой и хотел бы почувствовать ее вновь. Он мог бы купить и мотоцикл, но образ пожилого мужика на байке оскорблял его представления о вкусе – как восьмидесятилетняя старуха в мини-юбке.
Он поймал себя на том, что за рулем мысли льются вольным потоком. Само по себе путешествие – не более чем переходная фаза, поэтому водители на автострадах погружаются в планы на будущее или воспоминания о прошлом. Планы Мардера еще не настолько оформились, чтобы обстоятельно их обдумывать, не считая разве что вероятности внезапной смерти, а вот прошлое у него было богатое, основательное и лежало перед ним как на ладони. Покосившись на спящего спутника, Мардер обратился мыслями к тому далекому дню, когда впервые увидел Патрика Френсиса Скелли и положил начало этой связи, – он до сих пор не знал, фарс это или трагедия.
Мардер записался в ВВС сразу после окончания школы. К 1968-му ребята из рабочих районов Нью-Йорка, с которыми он дружил и которые не раз сиживали у его мамы на кухне, вернулись домой в гробах или калеками, и она не вынесла бы мысли о том, что ее единственный сын таскается где-то там по джунглям. Вообще-то Мардер был не против изнурительных походов: несмотря на впечатления его отца от Новой Гвинеи, очевидно, что таскаться по джунглям – это самое подходящее дело для истинных мужчин; кроме того, он любил читать, и немалую часть его чтения составляли истории о приключениях и смелых людях – Киплинг, Хемингуэй и всяческие их подражатели. Не говоря уже о военных фильмах. Антивоенное движение, бурлившее тогда в американских СМИ, казалось причудой высших классов, вроде гольфа или парусного спорта.
Дела в армии у него пошли хорошо с самого начала. Ему понадобилось всего несколько дней, чтобы понять: служба – это игра, примерно как бейсбол, и с реальной жизнью она не связана. Нужно принимать ее всерьез, но не близко к сердцу – сопротивляться системе так же нелепо, как и брюзжать, что в бейсболе всего три страйка. Еще он выяснил, что ВВС США пользуются репутацией самого изнеженного вида войск, так что сержанты из кожи вон лезли, чтобы казаться крутыми и жесткими, но вся эта крутизна была насквозь искусственной и не имела ничего общего с крутизной, скажем, морских пехотинцев.
Пройдя базовую подготовку и квалификационные испытания, а затем выдержав крайне специфический курс по радиолокации и коммуникациям, он в конце концов оказался в Таиланде, в местечке Нахон-Фаном, на огромной авиабазе, которую все называли Нахрен-Фен. Его прикомандировали к одному из подразделений Центра сбора и обработки разведочных данных, известному как тактическая группа «Альфа».
Здесь находилось сердце грандиозного проекта под кодовым названием «Иглу Уайт». Его целью было пресечь на корню переброску грузов по так называемой Тропе Хо Ши Мина – обширной разветвленной сети автомобильных и пеших путей, протянувшейся от коммунистического Северного Вьетнама через Лаос и Камбоджу до вьетконговских пунктов снабжения на юге. В теории ликвидация снабженческой системы должна была привести к гибели коммунистического сопротивления.
Когда Мардер впервые оказался в Нахрен-Фене, масштаб операций поразил его. Здание, в котором располагался Центр, считалось самым крупным сооружением в Юго-Восточной Азии; здесь были задействованы сотни людей и десятки летательных аппаратов, расходовались миллиарды долларов. На инструктаже по прибытии он узнал, что основу «Иглу Уайт» составляют многочисленные электронные датчики, улавливающие звуки, вибрации от проходящего транспорта и человеческие выделения. Датчики отправляли сигналы на дежурившие поблизости самолеты, а те, в свою очередь, передавали их аналитикам группы «Альфа», в которую теперь входил и Мардер.
Все смены он проводил в полутемном помещении в компании десятков таких же специалистов, таращась на мониторы, подключенные к 360-м «ай-би-эмам», в которые и поступали данные с самолетов. Эти люди, прозванные пинбольщиками, отслеживали активность отдельных цепей, высматривая в сигналах датчиков модели, которые указывали на передвижения грузового транспорта или солдат. Бо́льшую часть времени ничего не происходило, но когда что-то все-таки всплывало, Мардер все фиксировал и передавал вышестоящим чинам. Там, наверху, офицеры разведки, которым платили столько, что ему и не снилось, сопоставляли данные, принимали решение и извещали воздушный пункт управления, после чего передовой авианаводчик наносил более или менее точный удар по указанному месту, и джунгли окутывало пламя. Мардер выполнял свою работу хорошо, со всем возможным тщанием, хотя ему и было скучно до чертиков.
Вздрогнув, Мардер заставил себя вернуться в настоящее. Он осознал вдруг, что неизвестно сколько времени пребывает мыслями в Таиланде сорокалетней давности и следит за зелеными цифирками на приборной панели, а не за огнями на темном шоссе. Мардер встряхнулся и ощутил вдруг, что ладони и лоб покрылись испариной. Странно. Он никогда не думал о войне; о той поре у него почти не осталось ярких воспоминаний. Вьетнамские события ему даже не снились, хотя порой казалось, что все это было сном; иногда чье-нибудь лицо на улице, или звук, или определенная ситуация волновали его, будили непонятные эмоции – как будто это уже случалось однажды, тогда, только вот никак не вспомнить, что именно. Скелли, напротив, служил ходячей энциклопедией индокитайской кампании; его проблема состояла в том, что он не забыл ничего.