— Ты имеешь в виду, на небо? — шепотом выговорил он.
Сердце Мэгги чуть не разорвалось при этих словах.
— Да, милый, на небо.
Натан замолчал. На кухне Джек напряженно прислушивался к разговору.
— То есть Бог заберет тебя на небо? — переспросил Натан, не в силах осознать сказанное.
— Нет, — возразила Мэгги. — Он не заберет меня, Натан. Он раскроет объятия и примет меня. Между этими словами огромная разница, и я хочу, чтобы ты всегда об этом помнил.
Натан вертел в руках тетрадку. Помолчав, он тихо спросил:
— А что ты там будешь делать?
— Я даже не могу представить себе, — сказала Мэгги прерывающимся голосом. — Я знаю, что буду долго-долго смотреть на Бога и благодарить его за то, что Он послал Иисуса на землю к людям, и за то, что Он подарил мне тебя. И там будет так замечательно, Натан, невозможно даже вообразить, что я там буду делать, но одно я знаю точно: там я буду здоровой. — Натан при этих словах взглянул на Мэгги. Она улыбнулась. — Там я буду совершенно здоровой и буду бегать, и прыгать, и играть, и танцевать, как раньше, когда я не болела.
Натан снова уткнулся в свою школьную тетрадку. Ему по-прежнему было трудно говорить о маминой болезни. Он не знал, что думать, как себя вести.
— А там будут звери? — наконец спросил он.
— Будут. Там будут самые необыкновенные и красивые звери, о которых мы с тобой даже и не слышали, — ответила Мэгги. — Животные, которых Бог создал для нас и которые живут на земле, совсем не такие, как те, что живут с Богом на небесах. Зебра и жираф? Да они просто кошки по сравнению с чудесными небесными зверями.
— И все они добрые и не кусаются, да? — с тревогой уточнил Натан.
— Конечно. Они не кусаются. Наоборот, они ласковые и красивые, и на них можно кататься верхом или играть с ними целый день.
— А улицы там все из чистого золота?
Мэгги улыбнулась.
— Да, улицы там из чистого золота, там текут чистые реки, шумят водопады, а вокруг расстилаются прекрасные пейзажи.
— И цветы там еще красивее, чем твои? — все более поражался Натан.
— Гораздо красивее, чем мои, — засмеялась Мэгги. — Цветы и деревья на небесах гораздо красивее, чем цветы и деревья, которые Бог создал на земле. — Она остановилась, чтобы дать Натану время обдумать услышанное.
— А дедушка там будет? — задал следующий вопрос Натан.
— Будет, — улыбнулась Мэгги. — Он будет стоять у ворот и ждать меня.
Глаза ее наполнились слезами, и она на всякий случай отвернулась, хотя Натан все еще не поднимал глаз. Он разглядывал свои ноги, думая над тем, что сказала ему мама. Через несколько минут раздался еле слышный вопрос:
— Зачем ты уходишь туда?
На кухне Джек сжал голову руками.
— Потому что мамочка больна и никак не может выздороветь, — также тихо ответила Мэгги.
— Можно, я пойду с тобой? — спросил мальчик горестным шепотом.
Мэгги схватила край простыни и сжала ткань в кулаке, а слезы уже неудержимым потоком лились по щекам.
— Нет, мой милый, тебе со мной нельзя.
С мокрым от слез лицом Натан подскочил к матери и прильнул к ней.
— Я не хочу, чтобы ты уходила на небо без меня, — всхлипывал он.
Мэгги обняла его узкую спинку. Скоро уже и это будет ей не по силам. И она еще крепче прижала к себе сына.
— Я тоже не хочу уходить без тебя, — проговорила она, заливаясь слезами. — Я бы все на свете отдала, чтобы остаться здесь, с тобой, но не могу.
— Нет, мамочка, нет! — умолял Натан, цепляясь за мамину сорочку. — Я не хочу, останься!
Мэгги вытерла слезы, чуть отодвинула от себя Натана, чтобы видеть его глаза.
— То, что меня не будет рядом с тобой, совсем не значит, что я брошу тебя, — попробовала она утешить сына. Мэгги догадывалась, что Натан вряд ли понимал ее слова, потому что губы его снова задрожали. Она нежно обхватила его лицо ладонями: — Я навсегда останусь с тобой, вот здесь, — сказала она и прикоснулась к его груди. — Именно здесь живет мой папа с тех самых пор, как он отправился от нас на небо, и именно здесь я буду жить, внутри твоего сердца. — Натан положил голову ей на грудь, и она стала гладить его волосы. — Я хочу, чтобы ты знал, — шептала она ему на ухо, — что моя самая большая радость в жизни — это ты. — Она повернула сына к себе лицом и поцеловала его в лобик. Глядя в его голубые глаза, она молилась о том, чтобы он запомнил этот вечер. Молилась, чтобы когда-нибудь он вспомнил о ее словах и ему от этого стало легче.
Она обняла его крепко-крепко и покрывала поцелуями все его лицо до тех пор, пока мальчик не захихикал от щекотки и не стал вырываться от щекотки.
— А теперь тебе пора ложиться спать, мой маленький мужчина.
Джек задержался на кухне, чтобы утереть слезы кухонным полотенцем: ему не хотелось, чтобы сын увидел его плачущим. Но потом ему пришла в голову мысль, что, может, это было бы не так и плохо. Так мальчик понял бы, что плакать можно и нужно, что все иногда плачут.
— Иди к себе в комнату, — обратился он к сыну, — я загляну к тебе через минутку пожелать спокойной ночи.
— Я люблю тебя, — сказала Мэгги, снова целуя сына.
— Я тоже тебя люблю, мамочка, — ответил Натан и тоже поцеловал ее, прежде чем отправиться к себе в комнату. Он, конечно, еще не осознавал, как повлияет на него этот разговор через несколько лет, когда он повзрослеет.
Мэгги переполняли эмоции. Джек нежно поцеловал ее и вытер ей слезы. Он постарается все объяснить Натану, когда мальчик станет чуть постарше. Джек пообещал себе и Мэгги, что он будет объяснять это сыну вновь и вновь, пока Натан не поймет.
Бог разговаривает с нами с помощью событий, великих и малых, и искусство жизни состоит в том, чтобы уметь понимать то, что Он говорит нам.
Малькольм Маггеридж
— Гвен! — крикнул я в дверь. — Ты перенесла встречу с Альфредом Диазом? — Я подождал ответа несколько секунд, не дождался, нетерпеливо поднялся из-за стола и вышел из кабинета, чтобы узнать, почему не отвечает Гвен. Только увидев пустой стул, я вспомнил, что сам отпустил ее домой еще три часа назад. Сегодня был канун Рождества, и ей надо было ехать в аэропорт встречать родственников. Я вздохнул, поглядев на часы.
— Семь часов, — объявил я пустому кабинету. Гора бумаг, выросшая за день на моем столе, приводила меня в отчаяние. Поразмыслив, я сунул в портфель пару самых неотложных документов. Я собирался закончить сегодня пораньше, часов в пять, потому что еще не успел купить рождественские подарки. Во время работы я иногда так погружался в дела, что совершенно терял ощущение времени.