Она сопротивлялась его безумному напору в течение нескольких дней. С каждым днем, часом, минутой и секундой Жан все больше занимал ее мысли. Приходя в свою квартиру после свидания, Симона, ложась спать, с вожделением рисовала в воображении картины будущей совместной жизни, робко мечтала о свадьбе, представляла восхищенные взгляды подруг, родных и близких при виде такого красавчика.
Она сдалась через неделю.
..Жан, как будто обезумев от почти животного желания, губами приник ко рту Симоны, заглушая ее протесты; его руки лихорадочно шарили по телу девушки, срывая остатки одежды.
— Жан, подожди, не надо нам спешить так…, я тебя умоляю! — шептали ее губы, но сознание пронзала единственная, пьяняще-сладкая мысль: «Сейчас, сейчас…»
Она и хотела и боялась этого.
В извечном женском сомнении: он не мой еще полностью, а я отдаю себя всю!
…Тягучая боль пронзила низ живота, и Симона застонала.
Она, на мгновение приоткрыв глаза, увидела расширившиеся от возбужденного удивления зрачки Жана.
Каждое движение его тела приносило девушке физические страдания.
— Non! Non!! — закричала она по-французски, когда почувствовала, как внутри стала разливаться мужская жидкость.
Жан, не обращая внимания на ее крик, сделал еще два десятка рывков и обессилено откинулся на край постели…
Симона долго не могла успокоиться.
Слезы, вначале робкой тоненькой дорожкой показавшиеся из-под нижних ресниц, неудержимо катились теперь по ее щекам.
Плечи девушки стали вздрагивать от приближающихся рыданий.
Она, столько времени хранившая целомудренность: в школе, где подруги посмеивались за спиной, в Оксфорде, когда возможностей и предложений от мужчин было более чем предостаточно, она, такая романтичная натура, мечтавшая о первой брачной ночи — сдалась французу через неделю после знакомства.
Симона на минуту почувствовала отвращение ко всем мужчинам мира.
И к себе тоже.
Жан лежал рядом, безучастно глядя в потолок и пуская туда струйки сигаретного дыма.
Они молчали, думая о своем.
Наутро, выпив чашку кофе и торопливо поцеловав девушку, Жан застучал каблуками своих ботинок по витой деревянной лестнице.
Симона подошла к окну и взглядом проводила первого мужчину в своей жизни…
На улице всё было как прежде: струи фонтана падали вниз, на каменном обрамлении его сидели туристы, прохожие разглядывали витрины магазинов, воробьи резво скакали по гладкой мостовой в поисках съедобных крошек
Внутри все болело, и каждое движение ног причиняло девушке страдания.
Она пролежала весь день на кровати, задумчиво глядя перед собою. Женская интуиция, — эта удивительная вещь, недоступная мужскому пониманию, — подсказывала: она совершила ошибку.
Но вечный зов природы оказался сильнее в тот день.
…Симона рассеянно смотрела на правую сторону улицы Saint Denis, где у подъездов домов стояли парижские проститутки. Их невозможно было спутать с другими женщинами: вызывающе одетые, иногда в одних коротких шортах и бюстгальтере, ярко накрашенные губы, ресницы, веки. Но не только одежда была главным отличием путан от остального мира. Глаза.
Спокойно-безжизненные, похожие чем-то на взгляд кобры, мгновенно оценивающие подходящих мужчин. Губы проституток в такие моменты раздвигаются в дежурных улыбках, а глаза — нет, они не смеются.
Они — застывшие. Отражение душ, давно продавших тело ради денег.
В них трудно прочесть какие либо эмоции. Они устало-мудры.
Глаза проститутки нельзя обмануть. Они никогда не вспыхнут радостным огнем. Их нечем поджечь: душа-пустыня не горит.
Половину прохожих, снующих по узким тротуарам Saint Denis, составляют любопытствующие туристы.
Они с некоторым смущением разглядывают путан, заходят по пути в многочисленные секс-шопы, ныряя за плотную ткань, как правило, черного цвета, которой занавешены входы в такие магазинчики.
Там всё для любовных утех. Всё, что придумал изощренный человеческий ум в этой области. Немыслимые приспособления, предназначение которых неизвестно большинству людей.
Симона ускорила шаг.
Справа послышался гортанный крик это хозяин небольшой закусочной зазывал прохожих отведать его арабскую кухню. Когда-то в этом помещении был очередной магазин для сексуально озабоченных граждан, но, вероятно, не выдержав конкуренции, закрылся.
В кафешке работал повар — мастер своего дела и она, как заметила Симона, никогда не пустовала.
Раз, зайдя попробовать эти угощения, она неосторожно отправила в рот вместе с мясным блюдом приправу ярко оранжевого цвета. Сильнейший удар по органам пищеварения Симона потом долго заливала стаканчиками минеральной воды.
…Внезапно на улице послышались громкие крики. Симона повернула голову и увидела следующую сцену: какой-то турист в нелепой ермолке на голове, весьма худосочного телосложения, отбивался от трех разъяренных проституток.
В руке он держал включенную видеокамеру: маленький красный огонек горел рядом с открытым объективом.
Бедняга решил заснять на память лица жриц любви и спустя несколько мгновений жестоко поплатился за это.
— Нет, нет!! — кричал он на английском языке с ужасным акцентом. — Не надо! Я сотру запись!!
Но проститутки были неумолимы.
Высокая брюнетка с пышной грудью с силой рванула камеру на себя. Ремень жалобно треснул и оторвался с пластмассовым ушком, в которое он был вдет. Вторая путана вцепилась двумя руками в предплечье незадачливого оператора, мешая тому бороться за свою аппаратуру. Третья нападавшая — негритянка с внушительными формами, несколько раз кулаком ударила в спину туриста.
Хрясь!!
Камера, с силой брошенная на асфальт, рассыпалась на несколько частей. Брюнетка быстро нагнулась и вытащила кассету с магнитной лентой.
Вокруг инцидента стала собираться толпа зевак.
Кто-то крикнул:
— Вызовите полицию!!
Острые каблучки деловито хрустели на несчастной кассете.
Убедившись, что та непоправимо разрушена, проститутка скомандовала своим подругам:
— Allez — vous — en! [34]
Путаны оставили несчастного и скользнули в узкую близлежащую улочку.
Парень растерянно оглядывался по сторонам. Он похлопал себя по карманам и внезапно жалобно закричал на непонятном наречии.
Из слов, стремительно вылетающих из его рта, Симона сумела различить только слова: паспорт и деньги.