Глядя на эту процессию, Василий впервые подумал, а не поехать ли ему в противоположную сторону.
Первый день пути выдался чрезвычайно долгим. Жеребец Василия оказался норовистым и никак не хотел приспосабливаться к размеренному движению подвод, и графу волей-неволей приходилось устремляться далеко вперед, а затем возвращаться к обозу, но Александра была уверена, что это делается с единственной целью — лишний раз показать недовольство их медлительностью.
Ее жеребцы вели себя куда спокойнее. Они тоже тосковали по движению и скорости, но, после того как им было решительно отказано в этом, смирились. И даже, когда ближе к полудню Василий подскакал к невесте, чтобы сообщить ей, что они не остановятся ни на обед, ни даже на отдых, Гордость Султана не обратил никакого внимания на лошадь Василия, в то время как графу пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать свою чалую, то и дело норовившую укусить жеребца Александры.
Василий сообщил свою новость с таким торжеством, что Александре стало смешно, но она ухитрилась не выдать своих чувств. Иначе им не успеть добраться до первой почтовой станции, пояснил граф. По плану они должны прибыть туда на закате, но, судя по всему, будут там не раньше глубокой ночи.
Александра легко сообразила, что Василий хочет поквитаться за медленное продвижение, вызванное тем, что она захватила с собой подводы, но она предусмотрела такую задержку. Все ее люди захватили с собой то, чем можно перекусить на ходу, но у Василия и его эскорта такой еды не было. Алин не сомневалась, что его голодный желудок скоро даст о себе знать и не позволит ему выдерживать такой темп больше дня или двух.
Что же касалось Александры, то она выиграла первую схватку не пошевелив и пальцем, что вызывало у нее приятное чувство, столь необходимое, чтобы противостоять печали, тугим и плотным кольцом охватившей ее после расставания с домом. Последний взгляд, брошенный Алин на барона, был мимолетным, но образ отца крепко запечатлелся в ее памяти.
Она задержалась перед крыльцом, где он стоял, только на секунду, и то лишь затем, чтобы дать ему последнюю возможность удержать дочь. Девушка даже не подъехала к дому, и, когда стало очевидно, что отец не собирается произносить слова, которые она так хотела услышать и которые были ей столь необходимы, Александра сказала только: «Прощай, папа!» — да и то так тихо, что вряд ли он их расслышал. Таково было их расставание — ни объятий, ни поцелуя, ни просьб изменить решение.
Отец был уязвлен непреклонностью дочери и ее нежеланием простить его. Перед тем как дать коню шпоры, Алин прочла эти чувства на лице барона, и на нее навалилась такая тяжесть, что ей показалось, будто она сейчас задохнется, но ее собственная гордость не давала смягчиться и попрощаться с отцом, как полагается.
И, ведомая обидой, Александра приняла решение никогда больше не видеть его. Она покончит с этой проклятой помолвкой так, чтобы не пострадала ее честь, но домой не вернется. Вместо этого она поедет в Англию, как ей следовало сделать еще три года назад.
К тому времени, когда они наконец достигли почтовой станции, Александра смертельно устала. Была поздняя ночь, и хотя день прошел удачно, девушка не собиралась повторять завтра этот трудный путь.
Ее повозки предназначались для того, чтобы замедлить движение, но вовсе не для того, чтобы с утра до ночи торчать в седле, наверстывая упущенное. Кроме того, она опасалась, что в темноте ее «детки» могут не заметить какой-нибудь каверзной рытвины и получить увечье. Если завтра до наступления темноты они не доберутся до следующей почтовой станции, города или деревни, то, с разрешения ее жениха или без него, в его компании или нет, разобьют лагерь прямо у обочины.
Не дожидаясь графа, Алин вошла в здание почтовой станции. Она уже бывала здесь, когда ездила на запад покупать кобылу, поэтому знала хозяина и взяла на себя смелость сделать необходимые распоряжения о комнатах на ночь. Она будет спать с Дашей, остальные же четыре комнаты мужчины вольны разделить, как им угодно.
Так как платить за ночлег должен был Василий, Александра охотно заказала бы еще больше комнат, но их не было. Принимая во внимание, что ему и так придется кормить больше ртов, чем он рассчитывал, Алин взяла на себя право распорядиться и о еде для всех. Правда, тут она не проявила чрезмерного усердия, ибо терпеть не могли, когда пища пропадала. Но как было бы славно, если бы у Василия вышли все деньги еще до приезда домой!
Александра ожидала своих попутчиков в гостиной. Первой к ней присоединилась Даша. Она ехала в одной из подвод, потому что не привыкла, как хозяйка, к столь долгой езде верхом, и поэтому в течение дня у них не было возможности перекинуться словечком. Усевшись за стол, Даша обвиняющим тоном сказала:
— Вы мне не говорили, что он самый красивый мужчина, которого вы встречали. Александра подняла бровь:
— Откуда ты знаешь, что я таких никогда не видела?
— Потому что красивее быть невозможно, — убежденно заявила Даша.
Александра и сама пришла к такому же мнению, поэтому не стала вступать в пререкания.
— Ну и что, разве это меняет дело?
— Для меня изменило бы. Александра вздохнула:
— Даша, этот человек слишком красив. И если ты не поняла, какое это имеет значение, я тебе объясню. Вот ты, например, уже смотришь на него благожелательно, а ведь во время последнего нашего разговора ты была на моей стороне. Между прочим прошлой ночью он мог запросто переспать с любой горничной, а то и со всеми сразу, хотя они и знали, что он мой жених. Даша ойкнула:
— С чего вы взяли?
— Потому что утром я видела, как они обхаживали его, все трое.
— Но это еще не значит, что он с ними спал, — поспешно возразила Даша.
— Конечно нет, зато доказывает, что для женщин он неотразим, по крайней мере для большинства. Это доказывает еще и то, что вне зависимости от того, женат он или нет, женщины будут за ним охотиться. И ты считаешь, я буду с этим мириться?! Да ни за что на свете.
Ее слова не убедили Дашу:
— Ну, охотиться — еще не значит поймать.
— Все равно, будет существовать источник постоянного искушения, — ответила Александра. — А я вовсе не желаю превратиться в ревнивую фурию из-за какого-то хлыща!
Даша улыбнулась:
— Вы сказали, что могли бы полюбить его, если бы попытались.
Прибежал Никишка, плюхнулся рядом с Александрой и сразу пожаловался:
— Было бы куда проще избить его и дело с концом.
Тимофей, вошедший следом, услышал только конец этой реплики и, усевшись, поинтересовался:
— Так мы собираемся избить кардинца? Это следовало бы сделать утром — а сейчас у меня вся задница в ссадинах!
Тут вошел Федька и тоже услышал лишь последние слова:
— Мозоли и ссадины от седла? У вас? Да ваша задница должна быть крепкой, как…