— Кто пришел? — перебил Розина Локтев.
— Грыжа. Воронов. Кличка у Васи была такая.
— Дальше.
— Пришел, посидел, перекурили. Он сказал, что надо на пруд идти, там карп будет брать, а на озере делать нечего. Предложил с ним проехать. Я на машине был. Но переезжать не хотелось, да и клевало неплохо. В общем, он ушел. Я посидел еще и домой отправился. И представьте себе, захотелось жареной рыбки. В магазине у нас ее не купишь, я имею в виду речной. Вот и позвонил Ваське поутру, спросил, поймал ли он чего. А почему позвонил поутру, потому что позже он продал бы улов. Похмелиться-то надо? Я у Зинаиды и спросил, поймал ли чего Васька.
— Это я уже слышал. Что было дальше?
— Ну, минут через десять после телефонного разговора я пошел к Грыже… извините, к Воронову. И бутылку с собой прихватил. Иначе бы не разбудил.
— Разбудили?
— С трудом.
Локтев, задавая вопросы, все время что-то писал на листах бумаги.
— Купили рыбу? Или он за бутылку ее вам отдал?
— Купил!
— Странно, сами говорили, что он ее на водку меняет, а тут и спиртное взял, и деньги?
— Да за рыбу он, может, ничего и не взял бы, но я попросил его прихватить меня на рыбалку. Ну, чтобы он показал, на что и как крупняк ловить надо.
— Поучиться, одним словом?
— Да.
— И что Воронов?
— Ничего. Сказал, ради Бога, но только завтра… то есть сегодня. Обещал в 4 часа утра разбудить. Не пришел. Я подумал, опять, наверное, нажрался или из деревни не вернулся.
Локтев переспросил:
— Из деревни? Какой деревни?
— Он вчера собирался к бабке в Горловку поехать. Забор ей, что ли, поправить или шифер на крыше — в общем, отремонтировать что-то; ну и заодно пенсию, как сказал, ее располовинить. А то ей одной многовато будет, да и за работу платить надо.
— Во сколько и на чем он собирался ехать в Горловку?
— На электричке, в 11 часов. Хотя я предлагал его подвезти. И помочь, если надо будет. Он отказался, сказал, бензин побереги, на дальние пруды поедем. И водку чтобы я взял.
Капитан почесал затылок:
— Значит, Воронов от помощи отказался?
— Да.
— Почему?
— Не знаю. Сказал, что на электричке доедет. Мол, тут недалеко, от станции немного по лесу пройти, и с краю хата бабули.
— А то, что он на одиннадцатичасовой электричке поедет, сам сказал, или вы спросили, а он ответил?
— Сам. Я только поинтересовался, когда он вернется. Ответил, часам к десяти, может, позже, как управится у бабки. Но в 4 утра обещал зайти непременно. Я и машину подготовил, и закуски купил, водка была. Но Василий не пришел. Теперь понятно, почему…
— А почему вы в 4 утра сами не пошли к нему?
— Толку-то? Не встал бы он. А встал, так злой, о какой рыбалке могла быть речь?
— Значит, вы знали, на чем и во сколько гражданин Воронов поедет в Горловку, а также то, что бабуля его живет на окраине и Воронову надо пройти лесополосу, чтобы выйти к дому родственницы?
— Да, и что? Вы подозреваете меня?
— Пока я всего лишь задаю вопросы. Вы спрашивали, где и как был убит ваш сосед. Отвечаю. Воронова убили в той самой лесополосе, которую ему надо было пройти от железнодорожной платформы до дома своей бабули. Зверски, скажу вам, убили. Преступники ножом нанесли более двух десятков ударов. И голову отрезали.
У Розина широко раскрылись глаза, он быстро перекрестился:
— Господи, спаси и сохрани! Да что ж это такое! За что его так?
— Вот это мы и пытаемся выяснить. И выясним.
— Вы сказали, преступники. Значит, Толика убивали несколько человек?
— Не важно.
— Да, времена настали… Из дому выйти опасно. Но если вы подозреваете меня, то напрасно. Я весь день был дома, часто выходил, меня многие видели.
Локтев отложил ручку, размял руки:
— Вот это как раз и странно, Иван Петрович!
Розин искренне удивился:
— Не понял?! Что странно?
— То, что вы весь день были на виду.
— И что в этом странного, Алексей Дмитриевич?
— А то, Иван Петрович, что, по словам соседей, вы до вчерашнего дня вели довольно скрытный образ жизни. С соседями — ну, кроме, пожалуй, Воронова — особо не общались. А вчера вас словно подменили. В один магазин вы заходили трижды. А купили сигарет, хлеба, молока — то, что можно за один раз взять. И на улице находились почти весь день, будто демонстрируя: вот он я, здесь, в городе. Чем, хотелось бы узнать, вызвано подобное изменение в поведении?
— Господи! Я даже и не думал об этом. Просто надоело сидеть дома, вот и вышел.
— Рыбку-то пожарили или ушицу сварили?
— А вот это, товарищ капитан, извините, вас не касается.
— Меня все касается, что имеет отношение к убийству. Вы проживаете вдвоем с дочерью? Алисой Ивановной?
— Да. К сожалению, моя жена, ее мать, рано и трагично погибла.
— Да, я в курсе. Несчастный случай. Хотя первоначально выдвигалась версия убийства. И в нем подозревали вас, Иван Петрович, не так ли?
— На что вы намекаете? Следствие разобралось с гибелью жены, и дело закрыли.
— Не много ли странностей происходит с вами, гражданин Розин? — повысил голос Локтев. — Странная смерть жены, еще более странное следствие, в ходе которого вас признали невиновным, странное неожиданное увлечение рыбалкой, странное поведение в день убийства Воронова…
— Вы намерены предъявить мне обвинения, товарищ капитан?
— Нет. У меня нет для этого оснований. Пока нет. Я хотел бы переговорить с вашей дочерью.
— К сожалению, это невозможно.
— Почему?
— Она ушла из дома до вашего приезда.
— С молодым человеком, что приезжал вчера вечером к вам на такси?
— Это не ваше дело. Дочь — взрослый человек, у нее своя жизнь. Она вправе делать все, что не воспрещено законом.
— Вот тут вы абсолютно правы — что не запрещено законом. У меня же имеется информация, что Алиса употребляет наркотики. Это правда?
— Я этого не замечал.
— Еще одна странность. Родной папаша не в курсе, употребляет ли дочь наркотики или нет.
— Я же сказал, она живет своей жизнью!
— Странная семейка…
— Да что вы заладили — странно, странно… Кому странно, кому нет. У вас еще будут ко мне вопросы?
Локтев захлопнул папку:
— На сегодня нет, Иван Петрович. А дочери передайте, пожалуйста, чтобы завтра в 11–00 явилась в Южный РОВД, в кабинет № 32… Пропуск ей будет выписан.