— Что нам и требуется. Ну иди! И смотри, не наделай глупостей. Меня подставишь — хрен с тобой, я отмажусь, сам влетишь и Злату утопишь.
— И надо было тебе это сказать на прощанье?
— Прощаться будем перед моим отъездом отсюда, а сейчас, если обидел, извини. Ты и меня пойми. Не должен я делать того, что делаю! Только не спрашивай, почему помогаю тебе. Сам найди ответ. До свидания, капитан Черников!
— Давай, Гена, не волнуйся, не подведу. И спасибо тебе.
— Удачи!
Черников вышел из штаба полка. Настроение его заметно улучшилось. Он направился в расположение отдельного батальона.
В этот день он ушел из части раньше обычного, завтра, в субботу — парково-хозяйственный день, сутки его дежурства ответственным по батальону. Из гарнизона Черников направился, не заходя домой, в гостинец «Под каштаном». В кафе клиентов не было. Александр поздоровался с пани Марией и прошел за столик в углу. Из подсобки вышла Злата, приблизилась к нему, присела рядом:
— Что-нибудь случилось, Саша?
— Нам надо поговорить.
— Может, кофе принести или выпить? А то ты слишком смурной, это пугает меня.
Капитан взял в руку ладонь молодой женщины:
— Не надо ничего. И пугаться тоже. Выслушай меня очень внимательно.
— Хорошо, слушаю!
Александр передал женщине суть бесед с комбатом и особенно подробно с особистом гарнизона:
— Вот такие дела, золотая ты моя Злата!
Девушка вздохнула:
— Права была мама, нам не дадут быть вместе.
— Мы будем вместе, Злата, надо только вести себя иначе.
— Прятаться ото всех?
— Не то, чтобы прятаться, но быть аккуратней.
— Что ж, если другого выхода нет… А ты знаешь, сегодня с утра у меня был разговор с офицером чехословацкой службы безопасности.
— Да? И о чем?
— О том же. Но, капитан Плех, так он представился, долго со мной не беседовал. Спросил, правда ли, что я живу с тобой, советским офицером? Ответила, да, правда. Он спросил, знаю ли я, что это, мягко говоря, не приветствуется. Я ему встречный вопрос: а если у нас любовь? Плех как-то сожалеюще вздохнул. Любовь, сказал, это хорошо, но есть еще и интересы государства. Я спросила, каким образом наша любовь, наша совместная жизнь влияет на интересы государства. Он ответил, что я еще очень молода и наивна. А потом посоветовал мне прекратить всякие отношения с тобой, дабы не навлечь и на себя, и на маму беду. Я хотела спросить, при чем здесь мама, но Плех достал блокнот, написал что-то на страничке, вырвал ее и передал мне, со словами: «Как только вы прекратите связь с советским офицером, пожалуйста, позвоните по указанному в записке телефону». Встал и, откланявшись, ушел.
— Где эта записка? — спросил Черников.
— У меня.
— Дай, пожалуйста.
Злата достала из кармана передника листок из записной книжки, протянула его Александру.
Черников прочитал:
— Капитан СБ, Зденек Плех. Телефон №… Ясно.
— Что теперь делать, Саша? Позвонить ему?
— Не сразу. Надо, чтобы наш фиктивный разрыв выглядел правдиво. Я завтра объявлю в части, что прекратил с тобой все отношения, а ты немного потяни время. До понедельника.
— Как же мы будем встречаться?
— Самый безопасный вариант — на квартире твоей мамы. Но согласится ли пани Мария скрывать нас?
— Согласится, — не задумываясь, ответила Злата.
— Но ей на людях надо показывать, что она осуждает то, что дочь связалась с русским офицером.
— И это она сделает.
— Встречаться будем днем. Это неудобно, но пока все не успокоится, так будет безопасней. Позже вернемся к обычной жизни.
— Святая Мария, почему нам не дают жить, как обычным людям?
— Потому, что я офицер иностранного государства. Все, Злата, сегодня каждый ночует у себя. Завтра я позвоню из части сюда, и ты скажешь, когда и куда мне прийти. Я приду, и мы забудем обо всем, что нам мешает.
Молодая женщина улыбнулась:
— Да! Хоть эти несколько часов будут приятными.
— Я пошел, и больше заходить в кафе не буду.
Александр поцеловал любимую женщину и, кивнув пани Марии, вышел из кафе. Эту ночь он провел дома. И дважды за ночь к нему являлся посыльный по штабу. Солдат не скрывал, что замполит приказал дежурному периодически проверять, дома ли находится Черников. А утром, в 5.00, Александр, выйдя из квартиры, увидел в фойе парторга, старшего лейтенанта Михаила Овсянина.
— А ты что тут делаешь, Миша? — удивился Черников. — Уж не к соседке ли моей нырял?
— Да нет, Саша. Елисеев приказал посмотреть, как ты пойдешь на службу. В смысле, один или с дамой.
— Тебе показать квартиру?
— Да брось ты! Что я, ищейка? Мне плевать, с кем ты ночевал и есть ли кто у тебя на хате.
— А как же партийная мораль? Ты должен в унисон петь с замполитом.
— Должен, но не обязан. Я лично не понимаю, почему наш холостой офицер не может связать свою судьбу с чешкой. Что в этом такого?
— Наверное, наши власти боятся, что, разрешив подобную практику, многие наши офицеры захотят жениться на чешках, полячках, мадьярках, немках и оставаться за границей, уволившись из ВС.
— Может быть. Но все равно дурость.
— А где у нас не дурость?
— Ну ты не обобщай. И не утрируй. Союз — сверхдержава, и должна быть дисциплинирована, иначе от сверхдержавы и следа не останется.
— И кому надо это противостояние Востока с Западом? Что, без этого жить бы не смогли?
— А вот этого, Саша, я от тебя не слышал.
— Ладно. Идем, а то на подъем опоздаю. Тебе Елисеев выходной предоставит, а мне до завтрашнего утра в части торчать, да еще парково-хозяйственный день проводить.
Офицеры спустились вниз и пошли в сторону гарнизона. Прав оказался Агранов. Тактика поведения, предложенная им, полностью себя оправдала. Объявив о «разрыве» отношений с чешской девушкой, Черников вышел из-под прессинга политорганов и их пристального внимания к его особе. В то же время он продолжал встречаться со Златой. И эти встречи, сопряженные с известным риском, еще более усиливали чувства молодых людей. Обстановка, как и предсказывал Агранов, в конце концов устаканилась. И если бы не перевод особиста, то, возможно, все закончилось бы для Черникова и Златы благополучно, дотянули бы они до смены высшего руководства страны. Но отъезд Геннадия резко повлиял на ситуацию.
18 августа 1984 года, в субботу, после окончания совещания подготовки части к осенней проверке комбат попросил заместителя по вооружению задержаться. В кабинете командира части Злобин, хитро улыбаясь, спросил у Черникова: