Антон Николаевич понял, что дело практически безнадежное. Но в нем и подавно не разобраться, если оставаться сидеть в кабинете. Он приказал подавать ему экипаж.
В Кунцеве Антон Николаевич разыскал местного околоточного, и они вдвоем отправились к дрягаловской даче.
Кроме нового сторожа, который, понятно, ничего не мог знать, там теперь не было ни души. Работник сообщил единственную ценную новость: господин Дрягалов находится в Китае по своим торговым надобностям. Уже всякое упоминание Китая настораживало Антона Николаевича. Он и теперь сразу подумал: опять Китай! что они все сговорились, что ли? – бросились в Китай! Но размышлять на эту тему теперь было недосуг. Решив непременно вернуться к новости впоследствии и обдумать ее, пристав сосредоточился на рассказе околоточного. По словам последнего, выходило, что убийство совершил какой-то многоопытный злодей, который решительно не оставил никаких следов и улик, причем хитрец выбрал жаркий полуденный час, когда на дачных улицах обычно бывает немноголюдно. Единственное, что о нем можно сказать: видимо, он довольно молод, поскольку удар жертве нанес верный и сбежал быстро, и – главное! – он левша. Это определили криминалисты по расположению раны на теле убитого.
На обратном пути Антон Николаевич погрузился в раздумья. Околоточный несколько раз подчеркнул, что убийца – чрезвычайно опытный злодей. Объяснял он это тем, что-де не осталось ни самых малейших следов, а значит, действовал не новичок в своем деле. Но коли так, то его многоопытность и есть важнейший след! вернейшая его примета! Только не левша он вовсе. Какой же это опытный душегуб оставит такую улику? Да по ней его всякий городовой опознает! Ни в коем случае он не левша. Хотя удар наносил, очевидно, левой. Следовательно, владеет ей наравне с правой. Ловкач направляет полицию на ложный след! – ищите левшу, а я, нормальный правша, останусь вне подозрений.
Околоточный рассказал, что где-то дня за три до убийства на дачах появился разносчик, предлагавший ваксу, щетки, бархотки, подковки, гвоздики и прочие принадлежности, служащие для обновления обуви. Его прежде никто не замечал. И последний раз видели аккурат в день убийства сторожа. По мнению околоточного, это был сообщник убийцы: понятно, в таком предприятии без подручного не обойдешься! – кто-то должен разведать все пути, ходы-выходы, приметить, как и когда лучше появиться возле дачи и вызвать сторожа, подстраховывать исполнителя, да мало ли чего еще.
Но многолетний опыт отношений Антона Николаевича со всеми этими исполнителями и их подручными подсказывал ему совсем другое. Матерый душегуб обычно предпочитает обходиться без пособников: польза от такого содружества чаще всего не превосходит возможных неприятностей. Ведь сообщник – это одновременно и свидетель. Сегодня он подстраховывает, а завтра показывает на тебя. В данном случае не было никакого сообщника! Этот разносчик ваксы – сам убийца. В общем, в одном прав околоточный – дело исполнил мастер, каких немного.
Антон Николаевич попытался представить его себе: что это может быть за человек, который способен окликнуть немощного старика, поздороваться с ним для начала или поздравить с праздником и вдруг неожиданно, предательским ударом слева, пырнуть финкой. И ведь, наверное, ведет обычную, неброскую жизнь: ходит по улице, сидит в трактире, бывает, поди, и в церкви, работает, несомненно, как-нибудь, иначе будет выглядеть подозрительною личностью. Вот и разгляди-ка его попробуй, распознай. Хорошо еще, что околоточный – надо отдать ему должное – со слов дачников составил подробный портрет этого лоточника. Впрочем, вряд ли торговля вразнос его обычное занятие, служащее для отвода глаз. Этот народец не любит подолгу оставаться на виду. В основном по темным углам прячется – в лабазах, лавках, мастерских. А лоток с барахлом он повесил на шею, может быть, в первый и последний раз в жизни. Околоточный обратил внимание, что с таким товаром на дачи никто прежде не захаживал. Торговцев, например, скобяными изделиями всегда было немало. А вот вакса для дачников, почти сплошь обутых в парусиновые туфли, не такой уж необходимый товар. Зачем же он явился с неходовым товаром? Ну, понятно, меньше всего за тем, чтобы выиграть комиссионные. Для него это не ремесло! – взял что попало да и пошел. Он же не собирался зарабатывать на ваксе. У него были другие цели. Но вот удивительно! – он со своим редкостным для дачной местности товаром не убоялся выглядеть белою вороной среди прочих коробейников. Ведь куда бы был менее приметным, если бы вышел на торг с теми же скобяными изделиями или девичьими ленточками и заколками. Что же его вынудило взять именно эти щетки-бархотки? Тут могут быть, по крайней мере, две взаимодополняющие причины. Во-первых, он избрал те изделия, в которых более или менее разбирается сам. Вдруг на дачах отыщется бестолковый покупатель, который не знает, как именно накладывается вакса и набиваются подковки? В этом случае он должен будет ему все квалифицированно объяснить. А иначе вызовет подозрения: не мошенник ли какой? И во-вторых, скорее всего, он взял те изделия, какие были у него под руками: были бы замки, крючки и петли – взял бы их, но поскольку каким-то образом имеет отношение к принадлежностям, служащим, по выражению околоточного, для обновления обуви, то ими и довольствовался. Так кто же он такой? Чем занимается для отвода глаз? Чистильщик сапог? А значит, непременно оповеститель полиции и верный помощник городовым? – полный абсурд! Сапожник? День-деньской сидит в неприметной мастерской? Очень даже возможно. Во всяком случае, он точно не белошвейка. Лучшего варианта поисков пока нет, – так решил Антон Николаевич, – значит, начнем с сапожников.
Возвратившись в часть, он распорядился сотрудникам как можно скорее предоставить ему данные о всех московских сапожниках, похожих на описанного кунцевским приставом мнимого сообщника убийцы сторожа Березкина.
Данные такие Антону Николаевичу собрали лишь через несколько дней – дело оказалось довольно трудоемким. Пристав, прежде всего, взялся просматривать сведения о бывших каторжных, тюремниках или преданных суду. Среди побывавших в каторге или отсидевших тюремный срок ничего замечательного ему не попалось. Прочих он уже пробегал почти безынтересно, полагая, что просто предстать когда-то перед судом – мера, нимало не соответствующая уровню разыскиваемого преступника. Антон Николаевич листал бумаги одну за другой. Но вот где-то во второй дюжине ему вдруг бросилась в глаза фамилия – Дрягалов! Он упоминался там в связи с судом над его работником Сысоем Тузеевым восемь лет тому назад. Этот Тузеев обвинялся в попытке убийства сына Дрягалова – Мартимьяна Васильевича, – но был оправдан за отсутствием претензий к нему у пострадавшей стороны. С тех пор сапожничал и жил на Зацепе в доме мещанина Пихтина.
Пристав приказал срочно доставить ему судебное дело Тузеева. И вот что он там вычитал. Оказывается, Сысой Тузеев приходился Дрягалову земляком. Как самого Дрягалова когда-то взял в ученики в магазин выбившийся в люди односельчанин, так в свое время и Василий Никифорович, встав на ноги, призрел расторопного мальчишку из родного села и определил его в работники в первую собственную мясную лавку на Сретенке. Причем он доверил ему исполнять работу не для слабохарактерных: заметив, что парень-то не только расторопный, но и натурой лихой, каких не часто встретишь, Дрягалов поставил Сысоя колоть скотину. И тот скоро так навострился действовать ножом, что во всей Москве немного стало мастеров, равных ему. Казалось, молодцу путь верный: накопить кой-какой капиталец, да и завести когда-нибудь собственное дело по примеру покровителя – Дрягалов бы и дальше пособствовал земляку. Но коммерсанта из Сысоя не вышло. Однажды хозяин выдал ему полную отставку. Это совпало с кровавою драмой, разыгравшейся в доме Дрягалова.