– Тихо, Тимофей, – шепнул ему Мещерин. – Живые мы, как видишь. А ну пошли-ка в дом.
На всякий случай, по-прежнему не позволяя казаку ни вырваться, ни вскрикнуть, ночные гости бесшумно вошли в фанзу. Дрягалов и Леночка освещали путь факелами, а подполковник, Паскаль и Дима держали наготове наганы.
Внутри вповалку – кто на чем – лежал весь отряд Александра Иосифовича. Самого же предводителя видно не было. Старый Годар огляделся по сторонам – комната, если не считать спящих на полу и по канам людей, была по китайскому обыкновению совершенно пуста. И вдруг подполковник стремительным броском метнулся к отворенной двери, резко отдернул ее и сам отскочил в сторону. Не сделай он этого, вряд ли ему оставаться в живых. За дверью, выставив вперед револьвер, стоял Александр Иосифович. Грохнул выстрел. Пуля, беспрепятственно миновав место, сию секунду еще занятое человеком, впиявилась в глиняную стену. Второй раз нажать на курок господин Казаринов не успел – подполковник ловким, верным движением выбил у него из руки наган. А Паскаль, тотчас приставив холодное дуло к голове Александра Иосифовича, убедительно дал понять, что тому лучше оставить сопротивляться и подчиниться победителям.
Казаки, разбуженные выстрелом, похватались было за винтовки, но, опешившие от крика Мещерина «Отставь!», так и застыли в прежних позах.
– Здорово, ребятушки, – сказал им Мещерин уже вполголоса. – Узнали? Видите, не расстреляли нас японцы… как ни старались их благородие. – Он выразительно посмотрел на Александра Иосифовича.
– Все прекрасно помнят, как я старался спасти вашу жизнь! – с нарастающим звоном в голосе воскликнул Александр Иосифович, относясь больше к своим конвойным казакам, нежели к Мещерину с Самородовым. – Как отстаивал вас, рискуя на себя самого навлечь гнев неумолимого врага! Но теперь я скажу иначе: вас не расстреляли японцы, так вы непременно будете расстреляны русскими! Вы дезертиры! Вы разбойничаете! Вы против царской власти святой пошли! А я выполняю особое поручение! – Теперь он уже непосредственно обращался к казакам. – Моя миссия секретная! Меня уполномочил сам министр иностранных дел! Сам Куропаткин! Вот предписание главнокомандующего! – Он потянулся к нагрудному карману, будто хотел что-то достать оттуда, но не достал, однако. – Вы должны немедленно сложить оружие! Кто эти люди с вами? Тоже беглые?
– Неужто не признаете, господин Казаринов? – откликнулся Дрягалов. – Летом гостить у меня изволили с дочкой.
А вот и подружка дочкина. – Он по своему обыкновению махнул бородой в сторону Лены. – Ее-то, чай, помните? А сторожа моего, Егорыча, тоже забыть изволили?! – грозно пророкотал он.
Присутствие здесь еще каких-то московских знакомых было для Александра Иосифовича полною неожиданностью. Особенно задела, взволновала его последняя реплика Дрягалова. Он, очевидно, занервничал.
– Урядник! – закричал Александр Иосифович. – Вы кому служите? государю императору? или этой разбойничьей шайке? Арестовать их! Я приказываю арестовать их всех! – Александр Иосифович не сомневался, что применить оружия против своих, русских, Мещерин с Самородовым ни сами не посмеют, ни сообщникам не позволят этого сделать.
Урядник, не отрывая взгляда от наганов деда и внука Годаров, осторожно подобрал винтовку. Остальные казаки последовали его примеру. И действительно им никто не помешал вооружиться – ни русские, ни французы.
– Братцы! – попытался Мещерин убедить конвойных не подчиняться начальнику. – Не верьте! Мы не дезертиры! Он сам японский шпион!
Александр Иосифович усмехнулся.
– В штабе разберутся, кто чей шпион, – уверенно сказал он. – А пока я вас беру под арест. Урядник! Принять у них оружие!
Урядник, почувствовав уверенность в голосе начальника и сразу сделавшись, как и полагается ему, беспрекословным и бескомпромиссным служакой, двинулся исполнять приказание. Казаки также угрожающе зашевелились.
– Погоди, братцы! – вдруг подал голос молодой казак – тот самый, что давеча в монастыре заночевал на тюках с сокровищами. – Погоди, сказать дозвольте! Помните, когда вас взяли японцы, меня не было со всеми. Я ночью стоял на часах, а их благородие под утро отпустили меня спать. Но я не в келейку пошел, а прилег прямо возле лошадок. Там и схоронился, когда японцы пришли. И я все слышал, как их благородие с японским офицером разговаривали: они рассказывали тому о нашем скором наступлении и сколько всего войска будет у русских…
Какое-то время все стояли молча, изумленно глядя друг на друга.
Подполковник Годар, сделавшийся было от своего горького поражения ко всему безразличным, когда понял, что развязка складывается не в их пользу, теперь мигом ожил. Он что-то шепнул Диме.
– Господин подполковник предлагает обыскать шпиона, – громко произнес Дима.
– Очень разумно, – подтвердил Мещерин, обращаясь к казакам. – Мы не против, чтобы и нас обыскали. Пусть все будет по-честному. Вот тогда и посмотрим, кого придется брать под арест.
Урядник, совсем уже посуровевший, оглянулся на Александра Иосифовича. И тут уже нервы господина Казаринова не выдержали.
– Казаки! Братцы! Эти люди преследуют меня, чтобы завладеть сокровищами, что мы везем под видом чая! – закричал он истерически. – Поймите! Мы везем с вами несметные сокровища китайских императоров! Пойдите проверьте! В тюках зашито золото! Не дайте только им отнять его у нас! Не дайте этим аферистам завладеть им! Оно наше с вами! Любо, казаки?! – зазывно воскликнул Александр Иосифович.
Казаки нерешительно переглянулись. Подполковник Годар безнадежно опустил глаза, услышав перевод. Но опять спас дело Мещерин:
– А еще в тюках зашит сам китайский император, вместе со свитой и любимым верблюдом! – со смехом продолжил он в тон Казаринову. – Сам видел! Сдадим его в штаб и получим по фунту табаку в награду!
Шутка казакам понравилась – они дружно загоготали.
– Ну ладно, будет. – Урядник окончательно определился. – Давайте-ка выкладывайте все, что при себе имеется… Добром прошу, – сказал он, прежде всего, Казаринову.
Мещерину же с Самородовым угрожать не требовалось: друзья сами немедленно вывернули карманы. Но ничего такого компрометирующего или подозрительного у них не оказалось.
Настал черед Александру Иосифовичу показывать содержимое карманов. О том, что обыск для господина статского советника равносилен катастрофе, говорил весь его вид – от отчаяния и испуга на нем просто-таки не было лица.
– Вы не смеете ко мне прикоснуться! Ничтожества! – слезно пролепетал Александр Иосифович. – Я дворянин!
– А мы с Алексеем разве перестали быть дворянами? – спокойно ему заметил Мещерин. – Стало быть, наше прикосновение вам унизительным не покажется.
Но урядник уже даже не стал дожидаться, когда окончится их перепалка: он кивнул своим, и два казака немедленно принялись обыскивать господина Казаринова. В нагрудном кармане его кителя оказалась сложенная вчетверо бумага. Казаки подали ее уряднику. Но прочитать написанное на ней тот не мог ни в коем случае – на бумаге были начертаны иероглифы. Зная, что Самородов неплохо понимает по-китайски, урядник передал бумагу ему.