– Дружно? – Ее глаза сверкнули.
Мы поспешили к ним, и они начали облизывать наши уши, пощелкивая языками и мурлыча.
– Мы всегда дружно играем, – тявкнул Пайри, метнув в меня предостерегающий взгляд.
Мама, кажется, хотела спросить что-то еще, но промолчала, потому что к нам подошла бабушка. Ее мех, как и мех Пайри, был пятнистым, переливался серебром, рыжиной и золотом и сиял на свету. У бабушки был настороженный взгляд, и ее, похоже, что-то тревожило.
– Бесшерстные? – Папа пристально посмотрел на бабушку.
Мы подняли головы над высокой травой и огляделись. Травянистая полоса была неширокой, просто что-то вроде зеленой тропы между серыми территориями, где росло несколько молодых деревьев.
Двуногие бесшерстные редко появлялись здесь, но они всегда были недалеко, преследуя нас, гоняясь за нами в ритме своей шумной жизни. Их миром была Большая Путаница, запретная для молодых лисиц суровая земля высоченных зданий и манглеров с немигающими глазами. Когда вставало солнце, оттуда выходили похитители – бесшерстные с палками – и окружали лисиц, которых потом никто больше не видел.
Бабушка отвела взгляд.
– Нет, ничего. – Она опустила морду и коснулась носом наших носов. – Вы уж очень грубо играете, дети. Пайри, ты крупнее Айлы. Надеюсь, ты об этом помнишь.
– Да она крепкая, как шкура сушеной крысы! – фыркнул Пайри, ласково подталкивая меня.
Бабушка сморщила нос:
– И тем не менее…
– Я могу за себя постоять, – вмешалась я. – Безумная лиса, дурная лиса…
– Прекрати! – рявкнула бабушка. – Большая Путаница опасна. Не стоит шутить о ней.
Пайри поспешил поднять ей настроение.
– Айла удивила меня своим птичьим криком, – сообщил он бабушке.
Она вскинула голову и внимательно присмотрелась ко мне:
– Ты подражала вороне?
Мой хвост ударил по траве. Слова Пайри очень заинтересовали меня.
– Что, действительно сработало?
Пайри весело хмыкнул:
– Мне даже в голову не пришло, что это твой голос! Он летел из ниоткуда и отовсюду… – Одно из его пушистых черных ушей встало торчком. – Как зов ветра, и земли, и травы. Я не понимал, где нахожусь! А потом птица умолкла, и я понял, что это была ты.
Я чуть наклонила голову набок, глядя на него. Не дразнит ли он меня?
– Но я тебя не обманула… – Мой голос прозвучал жалобно, и я прижала уши.
– Продолжай в том же духе. Ты уже неплохо научилась, маленькая лисичка!
Он легонько куснул меня за плечо, а я ткнула его носом.
– У вас обоих хорошие инстинкты, – сказала бабушка с еле уловимой гордостью в голосе.
Она подняла вверх нос и замерла. Немигающим взглядом уставилась в пространство, и только ее усы чуть шевелились.
– Ветер поднимается, – пробормотала она наконец. – Он пахнет рекой и льдом. К рассвету пойдет дождь.
– Но воздух теплый! – выпалила я.
Мама подошла ближе, ее уши повернулись в разные стороны:
– Какой простой урок может спасти жизнь лисицы?
Мы с Пайри ответили одновременно:
– Наблюдай! Выжидай! Прислушивайся!
Напряжение, охватившее бабушку, растаяло, она нежно посмотрела на нас:
– Это верно, лисьи дети. Наблюдай, выжидай, прислушивайся… Все ответы записаны в песне неба и ритме земли.
Она снова вскинула голову и принюхалась.
Я повторила ее движение, глубоко вдыхая ароматы травы и почвы. Я не почуяла никакой влаги, только мягкий теплый воздух. Облака, обрамлявшие небо, были белыми. Я уставилась на них, памятуя уроки бабушки: только темные облака грозят дождем… Должно быть, бабушка заметила мою растерянность и утешительно лизнула в нос.
К нам подошел папа:
– Нужно перепрятать добычу. Она в неглубокой яме. Дождь ее испортит.
Папа и мама направились к изгороди. Бабушка шла между ними, беспокойно поглядывая на небо. Они были слишком крупными, чтобы проползти под изгородью там, где дерево было сломано, – и не смогли бы пролезть даже там, где Пайри расширил дыру. Они бежали по краю травянистой полосы к дальней стороне изгороди. Там стояло дерево с низко опустившейся веткой, служившей нам мостом. Мы с Пайри знали об этом дереве и не раз проползали по той ветке. Но Пайри никогда не пользовался ею во время нашей погони. Игра имеет свои правила, и мы оба это понимали.
– Идемте! – позвала мама.
Мне не хотелось уходить. Воздух был таким приятным, в нем пахло сладостью. Что, если в путанице травы спрятались ягоды? Я облизнулась.
Пайри играл с какой-то палкой, катая ее по траве и грызя, как кость.
Я села, прижав уши:
– Но мы только что пришли сюда!
Папа крикнул через плечо:
– Мы вернемся позже. Пайри! Айла!
Пайри бросил палку и последовал за ними.
Я поднялась на лапы. Глубокий вдох – и я почти убедилась, что где-то там есть ягоды. Если я соберу немного и принесу в нору, остальным это понравится. А если я поспешу, то доберусь туда раньше всех, ведь маме, папе и бабушке нужно еще перепрятать добычу.
Пригнувшись к земле, скользя между высокими стеблями травы, я шла на запах. Я вздрагивала от удовольствия, впитывая ароматы земли и коры, кисловатый запах листьев и насекомых в крепких панцирях. Я немного задержалась, чтобы сорвать несколько подснежников, которые вечно выглядели куда лучше, чем были на вкус. Большой зеленый жук пробежал по земле, и я тут же ударила по нему лапой, обрывая траву когтями. Но жук оказался проворнее, чем казалось. Он помчался к корням дерева, откуда его трудно было достать, и закопался между выступающими узлами. Я сунула нос в землю, пытаясь достать жука, но вместо того набрала полный рот пыли. «Забудь о жуке!» – велела я себе, и мои мысли вернулись к ягодам. Я принюхалась и крадучись пошла дальше, но сладкий запах исчез. Зато в воздухе вдруг почувствовался холод, напомнивший мне о предупреждении бабушки насчет дождя…
О ветре, который нес запахи реки и льда.
Я посмотрела вверх. На зубчатые серые здания наползала тьма. Солнце висело низко, излучая малиновый свет. Я повернула назад к изгороди, чувствуя себя виноватой. Мама и папа, наверное, уже беспокоятся обо мне. Мне не разрешалось одной ходить на зеленую полосу – вообще не позволялось покидать наш участок земли без Пайри.
Я заторопилась к изгороди и пролезла под ней.
Наша территория находилась у дальнего конца этой изгороди. Это было пространство, которое мы делили с бесшерстными, хотя старались не появляться там, когда они туда выходили. Этим участком пользовалась только одна семья бесшерстных – двое взрослых и двое молодых. Папа предостерегал нас, что они вовсе не дружелюбны, что они нападут на нас, если мы подойдем слишком близко.